На западе местность скатывалась в глубокое ущелье и черной землей и обломками камней. Они спустились во мрак, как в пещере, закрытые от неба возвышающимся лесом. Деревья были древними закрученными огромными формами, которые цеплялись за крутой склон толстыми корнями. Большинство поверхностей покрывал пушистый серый лишайник, а там, где его не было, древесная кора и валуны были покрыты омерзительным черным мхом. Странные грибковые формы тянулись из почвы, некоторые мягкие и розовые, некоторые твердые и грубые, как черствый хлеб или кожа для ботинок. Самые большие из них были нескольких метров в ширину.
Здесь не было ни пенья птиц, ни ветерка, но в верхней части мрачный лес звенел от стуков по дереву, жужжаний, щелчков и странных урчаний. Единственным признаком животной жизни было случайное длинноногое насекомое, которое прожужжало мимо, как замысловатая, медленно спускающаяся, игрушка с часовым механизмом.
И мотыльки. Они были везде. Некоторые были крошечными, и пестрели в воздухе, как летающая шелуха от пшеницы. Некоторые были большими, как птицы. Когда они пролетали мимо, их пыльные крылья производили звук, похожий на перелистывающиеся страницы книги. Когда они приземлялись, то исчезали, крылья великолепно скрывали их на фоне лишайников и изгибов коры. Бростин оступился и потревожил упавший ствол дерева, и сотни мотыльков взмыли в воздух, лениво и медленно, как встревоженная стая птиц в замедленной съемке.
Это заставило Бростина подпрыгнуть от неожиданности, и это развеселило разведчиков. Но Керт стала нервничать.
— У меня есть кое-что, насчет мотыльков, — по секрету сказала она Гаунту.
— Что ты имеешь ввиду, кое-что?
— Они наводят на меня ужас.
— Анна, вчера ты столкнулась лицом к лицу с проволочным волком.
Она состроила гримасу. — Угу. Но он не был пушистым и пыльным, не так ли? Я всего лишь чувствую брезгливость к ним, вот и все.
— Ты? Брезгливость? Фес, женщина! Ты – хирург. Ты постоянно имеешь дело с таким, что даже мой желудок выворачивает и...
— Да, да, это все очень смешно и иронично. Хух! — Она хлопнула руками, когда белоснежный мотылек пролетел мимо ее лица. — У нас у всех есть что-то, а у меня это мотыльки. Ясно? Если по делу, разве это не твоя работа, как руководителя миссией и, эм – я не знаю, комиссара? – сказать сейчас что-нибудь ободряющее, чтобы поднять дух такого ценного члена команды, как я? Что-то вроде «все хорошо, они не смогут навредить тебе, Анна, они всего лишь мотыльки, и я клянусь Троном Терры, что лично прихлопну любого, который пролетит рядом с тобой»?
— Все хорошо, они не смогут навредить тебе, Анна, они всего лишь...
— Ха-ха. Слишком поздно. Мне жутко.
Гаунт посмотрел на нее. — Все хорошо. Анна, я был бы счастлив, если худшим, что мне нужно сделать на Гереоне, было бы отгонять от тебя мотыльков. Будь благодарна за то, что твое «кое-что» это мотыльки, а не, дай подумать... Хаос. — Она ухмыльнулась.
— Ты справишься, — сказала она.
Впереди, дальше по крутому черному склону, Кёрк остановилась и посмотрела назад на отряд. — Забыла сказать, — окликнула она. — Мотыльки ядовиты. Не прикасайтесь к ним и не позволяйте им коснуться себя. — Керт пристально посмотрела на Кёрк, затем на Гаунта. — Она подслушивала. Она сказала это мне.
— Она не подслушивала, и сказала не тебе.
— Нет, сказала.
— Хорошо, ты убила проволочного волка. Возможно, это послужило утверждением твоего доминирования.
— Ты так думаешь?
Он кивнул.
— Ага, — сказала Керт, сама себе по большей части. — Возможно, ты прав. Возможно, она собирается поссориться со мной.
Даже не оборачиваясь, Кёрк окликнула, — я не собираюсь.
Чем дальше они заходили, тем темнее и жарче становилось. Казалось, что ущелье уходит во внутренности земли. Было влажно, и усиливающийся запах разложения наполнил окружающий воздух. Толстый лиственный покров вокруг и над ними был глянцево-черным, и с него капала влага. Паразитирующие вьющиеся растения и грибки переплетались на деревьях. Жуткие звуки становились громче и более частыми.
К тому времени, как уклон стал уменьшаться, большинство из отряда разделись до маек и рубашек. Их руки и шеи блестели от пота. Фейгор все еще был полностью одет.
— Ты себя нормально чувствуешь, Мюрт? — тихо спросил его Роун. Фейгор уже шел без помощи, но травма предыдущего дня еще не покинула его. У него был немигающий, несфокусированный взгляд, и его лицо было бледным.
— Мне холодно, — сказал он. — Здесь холодно и сыро.
Роун, вытирая пот с глаз краем шапочки, просто кивнул.
Фейгора трясло. Плоть вокруг его горлового импланта была воспаленная и опухшая, а когда он говорил, аугметический тон звучал так, как будто тонул в мокроте. Жертвы войны, думал Роун.
Всегда были какие-то. Это была цена битвы, а в этот раз жертвой собирался стать Мюрт.
Белтайн и Крийд продолжали останавливаться, чтобы отдышаться. Сырой воздух вместе с их простудой делал дыхание настоящим достижением. Они оба были в очень хорошей форме, но сейчас оба казались выносливыми, как старики или слабаки.