Генерал-фельдмаршал Голицын

Собственно, еще на предыдущем совете выступили два мнения. Осторожный Шереметев предлагал в случае нашествия шведов ни в коем разе не давать генеральной баталии в пределах Речи Посполитой, а отступать к русским рубежам, ведя малую скифскую войну и оголяя перед шведом местность от провианта и фуража.

Воинственный Меншиков, вдохновленный своей викторией, напротив, готов был дать генеральную баталию уже на Висле, где стояли его передовые драгунские полки.

Сам Петр все еще колебался и посему решил созвать повторный совет. Первое мнение подавал младший по воинскому званию генерал-майор Михайло Голицын (младшим всегда давали первое слово, дабы не оглядывались в совете на старших). Александр Данилович рассчитывал, что князь по своей природной горячности подаст голос за скорейшее сражение. В армии всем памятен был случай, когда во время штурма Нотебурга Голицын воспротивился приказу самого царя прекратить штурм. «Скажи государю, что я подвластен ныне токмо Богу!» — заявил князь Михайло царскому адъютанту. И, дабы отрезать все пути для ретирады, отогнал лодки от берега (крепость стояла на острове), продолжал штурм и ворвался-таки в фортецию.

Но нынешний расчет светлейшего на всегдашнюю горячность Голицына не оправдался. Князь Михайло за годы, прошедшие после штурма Нотебурга, много раз сам водил войска и давно усвоил, что, дабы выиграть большую кампанию, одной отваги мало и что окромя лихих штурмов бывают и трудные ретирады. У него постепенно вырабатывался свой взгляд на войну со шведом, свое понимание неприятеля, которое и ставило его выше обычного среднего генерала.

— Такого супротивника, яко шведский король, надобно бить пространством и временем! — убежденно доказывал теперь князь Михайло на совете. — Вспомним, сколько лет Каролус бегал за королем Августом и не мог его поймать. А все потому, что на просторах Речи Посполитой Август мог переходить из Курляндии в Литву, из Литвы — в Белоруссию, из Белоруссии в Мазовшу и Великую Польшу, оттуда — в Малую Польшу и Галицию, из Галиции — на Волынь и дале по кругу. Но стоило королю Карлу изменить направление и ударить в людную, но малую по пространству Саксонию, захватить наследственные земли беглеца, как он тотчас поразил Августа в сердце и вынудил к позорному миру. Так что мы, имея ныне на руках все просторы Речи Посполитой, используем их хуже короля Августа. Мое мнение: поначалу отступать, оголяя местность перед «Неприятелем, с Вислы — на Буг, с Буга на Березину, с Березины — на Днепр! И только в российских пределах, изготовившись, дать шведу генеральную баталию.

«А ведь дело говорит молодшенький Голицын!» — подумал Петр, поймав себя на том, что невольно одобрительно кивал головой.

Тот одобрительный царский кивок тотчас уловил генерал-поручик Алларт и хотя и сухо, но поддержал голицынский план. В глубине души наемный пруссак недолюбливал этого удачливого русского генерала, который опрокидывал все ходячие немецкие представления о том, что русские в военном деле глупцы и неучи.

Выступил за ретираду и генерал-аншеф князь Репнин, хотя и по иным соображениям, нежели Алларт. Боле, чем на царя, Аникита Иванович смотрел на своего старинного друга и знакомца Шереметева. От Бориса Петровича он уже знал о разномыслии на первом совете между ним и Меншиковым и ретираду поддерживал, прежде всего считаясь с мнением своего фельдмаршала.

— А что его бояться, шведа-то? — как бы в изумлении округлил глаза Меншиков. — В бою, не спорю, швед упорен, но как побежит — у него сразу длинные ноги вырастут! Сам под Калишем шведские спины видел!

— Мы с главной-то королевской армией только под первой Нарвой еще и бились, Александр Данилович. И сам ведаешь, чем та баталия завершилась. Вода-то в Нарове ледяная, ух и ледяная! — Борис Петрович зябко поежился, вспомнив, как, несомый многотысячной ревущей толпой беглецов, он оказался в холодной Нарове. Ну да Бог простил, а добрый конь вынес, переплыл реку и ушел от шведского плена. Но второй раз ледяную купель он принимать не желает. И Шереметев молвил со всей решимостью: — Негоже нам, господа совет, генеральную баталию в чужой земле давать. Тогда, за Наровой, хоть родимые палестины лежали, а за Вислой еще незнамо, яко нас примут!

— Ну, ежели фельдмаршал нам вторую Нарву пророчит, о чем и рассуждать! — вспыхнул Меншиков.

— А ты не горячись, Александр Данилыч, не горячись! — Борис Петрович, по своему природному обыкновению, опять стал рассудителен и спокоен. — Ты конник, так подумай о фураже. Ведь пока мы через Польшу и Литву ретираду иметь будем, сенце-то у нас будет, а не у шведа. Тоже и с провиантом. Вот швед саксонский свой жирок на этих тысячеверстных дорогах и порастрясет. А у родного рубежа наши солдатушки стеной супротив ворога встанут. Да и биться у своих рубежей куда сподручней: в родном доме и стены в помощь!

Доводы фельдмаршала, казалось, убедили весь совет. И, главное, убедили самого царя. Понеже сколько бы ни собирал Петр советов, за ним всегда было последнее слово.