Генерал-фельдмаршал Голицын

Русская армия фактически уже под предводительством Меншикова, а не Огильви отошла к Киеву. Там войско с радостью встретил сам царь. Петр дал высокомерному фельдмаршалу полный абшид, а армию вручил Борису Петровичу Шереметеву, как раз подоспевшему из-под далекой Астрахани.

Поскольку летом 1706 года стало известно, что шведский король отправился походом в далекую Саксонию, Борис Петрович смело двинул свое войско подо Львов в Жолкву. Осенью же пришла весть, что саксонцы снова побиты. Август II отрёкся от польской короны и заключил со шведами позорный Альтрапштадтский мир. Россия теперь осталась и впрямь одна против могучего шведского воителя.

Военный совет в Жолкве

Вскоре по возвращении из Львова, где царь безуспешно на Вольной Раде подыскивал для поляков нового короля, Петр созвал в Жолкве новый военный совет. Первый собирался еще в декабре 1706 года, но на нем присутствовала только самая верхушка армии: фельдмаршал Шереметев, командующий кавалерией Меншиков и глава артиллерии Яков Брюс. На январский же совет Петр пригласил всех командиров дивизий, а из Москвы прибыли глава Монастырского приказа боярин Мусин-Пушкин и главный фортификатор инженер Василий Корчмин.

Первым в рыцарскую залу Жолковского замка, где был созван совет, вошел крепкий черноусый тридцатилетний генерал, командующий гвардией Михайло Голицын. Слегка прихрамывая на одну ногу (памятка о татарской стреле, полученной еще в первом Азовском походе), он быстро подошел к царю и, слегка заикаясь, доложил о своем-прибытии.

— Готовься к походу, князь Михайло! — Петр снял круглые очки (с годами стал дальнозорок) и положил их на большую карту, застилавшую овальный стол.

— Лошади, государь, справны, люди накормлены, провиант и фураж приготовлены… Гвардия — хоть завтра в поход!

Вот за эту быстроту, а также за отменную отвагу и мужество, Петр и продвигал сего гвардионца, хотя вообще-то к фамилии Голицыных после своих стычек с фаворитом царевны Софьи Василием Голицыным относился осторожно.

Меж тем в залу важно, брюхом вперед, вплыл дородный военный с Андреевской лентой через плечо. Хотя Борис Андреевич Шереметев и был первым фельдмаршалом новой русской армии, но как он шествовал в оны годы со старобоярской неспешностью, так и в новом войске оставил за собой эту привычку. Да и поздно ему, родовитому боярину из знатного рода Кобылы-Шеремета, в пятьдесят спять лет привычки менять. Его предки еще при Дмитрии с Донском на Куликовом поле бились, когда о Романовых никто на Москве и не слыхивал. И как ни старался Петр выбить боярскую гордыню, ничего переменить в Борисе Петровиче не мог: даже когда Шереметев кланялся перед царем, чувствовалась в нем такая твердая основа и независимость, за которой стоял древний род. Но в то же время фельдмаршал был удачлив в воинских делах, не чуждался новшеств. Петр своего первого фельдмаршала уважал и, даже попрекая, не знакомил его с царской дубинкой. Другое дело друг сердешный Александр Данилыч Меншиков. С ним царь мог обращаться по поговорке: я тебя породил, я тебя и наказую! Зато светлейший князь Римской империи, герцог Ижорский, генерал-губернатор Санкт-Петербурга и Ингерманландии и пожизненный комендант пленной шведской фортеции Шлиссельбург Александр Данилыч Меншиков мог, как царский фаворит, и запоздать на совет, прибыть последним. Он вошел, опираясь на знаменитую калишскую трость, украшенную алмазами, крупными изумрудами и сочиненным им самим гербом рода Меншиковых. Петр хорошо знал эту трость, поелику выполнена она была по собственному царскому чертежу и подарена Данилычу за славную викторию в сентябре 1706 года под Калишем. Он даже помнил цену своего презента: 3064 рубля, 16 алтын и 4 деньги. Но виктория и впрямь была не малая — Меншиков разбил под Калишем целый шведский корпус генерала Мардефельда и польскую конницу, так что Данилыч ту трость заслужил.

Конечно же, Меншиков захватил калишскую трость на совет не случайно: хотел напомнить всем собравшимся господам генералам о своей прошлогодней виктории. Петр сие невинное хвастовство светлейшего, в общем, простил, понеже оно могло пробудить боевой задор у прочих российских Тюреней[27]. Сияние алмазов и изумрудов на калишской трости зажгло взоры и у неудачливого соперника Меншикова по воинской славе Аникиты Ивановича Репнина, и у длинноногого пруссака Алларта, и конечно же у честолюбивого Михаилы Голицына. Даже в голубых глазах Шереметева зажегся огонек: при всем своем богачестве фельдмаршал был куда как не равнодушен к наградам и округлению своих поместий.

— Извини, мин херц, задержался в полках, принимая рекрут, которых Алексей из Москвы доставил! — Петр кивнул, весть о появлении царевича его порадовала. Меншиков свободно уселся за стол супротив Шереметева, и военный совет открылся.