Генерал-фельдмаршал Голицын

— И. то верно, мин херц! Люди с четырех часов утра не спавши, не евши, валятся с ног! — Меншиков был весьма доволен царским приказом.

— Дождемся Боура, тогда и ударим на мост! — решил Петр. — Только бы швед прежде не вышел из вагенбурга и не контратаковал.

Но и шведы словно приняли русское «приглашение» к роздыху. В вагенбурге царила такая путаница и сумятица, что надобно было сначала разобраться в частях, смешавшихся при отступлении, прежде чем идти в контратаку. Стонали тысячи раненых, помещенных за повозками, ржали укрытые здесь же лошади. Под покровом усиливающейся метели шведские гренадеры самовольно, не слушая офицеров, разбили несколько фур с бочонками рома и пьяные шатались меж раненых. Генералы и полковники не могли найти свои части, и единственно, о чем сейчас молил фортуну шведский командующий, был скорый возврат трех тысяч рейтар своего авангарда, с помощью которых можно было контратаковать русских. Однако первыми пришли не рейтары, первым пришел Боур с пятью тысячами русских драгун.

* * *

Поставив еще не обстрелянных драгун Боура на своем левом фланге, Петр перебросил сибирских и невских драгун на правый фланг к мосту и приказал Меншикову взять мост в конном строю.

Атака русских драгун шла с холма, а Шлиппенбах по своей природной горячности бросил конницу навстречу русским, но стычка та была недолгой. Полки Меншикова, ударившие сверху, опрокинули шведов и взяли стоявшую у моста неприятельскую батарею. Пурпурный плащ светлейшего, развевавшийся как знамя, замелькал уже на другой стороне моста.

* * *

— Черт! Ничего не видно! — Левенгаупт с досадой передал своему адъютанту подзорную трубу. Однако через минуту, когда к вагенбургу подскакал Шлиппенбах с остатками своих рейтар, в подзорной трубе не было и нужды. Все стало ясно: Меншиков взял мост и ключ к виктории держал теперь в своих руках царь Петр, отрезавший шведам последний путь к ретираде.

Курляндский корпус, как в ловушке, был заперт в вагенбурге. С фронта и с флангов стояли русские, позади река Леснянка, а за ней — непроходимые топи и лесное бездорожье.

Куда девались утренние высокомерие и самоуверенность Адама Людвига Левенгаупта?! Перед Шлиппенбахом стоял сломленный и сразу постаревший генерал, которому ничего не оставалось, как поутру отправиться в русский лагерь, вручить царю Петру свою шпагу и сдать свои войска и обоз.

— Я говорил вашему превосходительству, что позиция у Лесной годится скорее для авангардного, чем для арьергардного боя! — сердито шамкал за спиной Левенгаупта старый начальник его штаба.

— Вот русские и провели свой авангардный бой! Я всегда говорил, что они многому научились у нас в эту войну! — горячился рядом с начштаба Шлиппенбах. А Левенгаупт горько подумал, что теперь все будут упрекать его и в неверной диспозиции, и в недооценке неприятельских сил, и в промахе с мостом. Но главная причина поражения была не в нем, генерале Левенгаупте. Главная причина разгрома шведов заключалась в русском солдате, который выстоял там, где шведский солдат дрогнул.

Оставалась одна надежда — на помощь своего авангарда, который спешно возвращался от Пропойска. И рейтары успели! Левенгаупт даже не поверил сначала своим ушам, когда вновь раздались выстрелы и крики там, у моста.

Шведские рейтары уже глубоким вечером, когда все поле баталии затянула снежная вьюга, внезапно выросли из леса и обрушились на лагерь Меншикова, разбитый было уже на другом берегу Леснянки. Не ожидавшие столь внезапного нападения, драгуны Меншикова были отброшены, и мост снова оказался в руках шведов.

— Мин херц! Да утром я сей мост первой же атакой верну! Ей-ей, верну! — каялся Меншиков.

Но Петр сердито отвернулся от своего любимца и приказал Боуру и Голицыну:

— Выставить крепкие караулы! Всем быть готовым поутру к новой баталии. С места не сходить! Отдыхать тут же у костров! — И, подавая пример, молча закутался поплотнее в плащ и лег на мерзлую землю.

* * *