Генерал Ермолов

Как-то перед ужином государь беседовал с Аракчеевым в небольшом, украшенном оружием и рисунками на военную тему кабинете дворца великого князя Константина Павловича. Он только что вернулся с Венского конгресса, исправив там карту Европы, приведенную в беспорядок революцией, и распределив вознаграждения среди держав, которые участвовали в борьбе с Наполеоном. Теперь Александр I остановился в Варшаве — столице нового Царства Польского, вошедшего в границы Российской империи и управляемого Константином.

Разговор шел о порядках в армии.

— Этого терпеть долее нельзя! — страстно говорил граф Алексей Андреевич. — Государь! Офицеры, особливо в гвардии, почти сплошь развращены заграницей, а всего более — Францией. Они поступали в германские университеты, добивались там докторских степеней и заражались возмутительным духом вольномыслия…

Александр I, кротко поглядев на временщика, ответил:

— Ты же знаешь, друг мой, я сам разделял и поддерживал их иллюзии. Не мне их судить…

Внутренне поморщившись, как от изжоги, Аракчеев придал своему крупному, почти прямоугольному лицу плаксивое выражение, словно желал превзойти своего императора в искусстве притворства.

— Дисциплина упала. Офицеры за границей позволяли себе ходить во фраках и даже выезжали в таком виде на учения. Только накидывали сверху шинель и надевали форменную шляпу… Как нужен сейчас деятельный и осмотрительный военный министр!

Император поискал глазами икону и, не найдя, опустил голову, явив Аракчееву плешь на темени, перекрестился и сказал:

— Пожар Москвы осветил мою душу и согрел сердце верою. Мирское просвещение надобно сделать христианским и руководствоваться сим во всех помыслах.

— Одобренные вашим величеством программы военных поселений, — подхватил Аракчеев, — первый шаг к сей цели в армии. Следует идти далее…

Несносно кичливый и мелко злопамятный Аракчеев уже слышал насмешки Ермолова, откровенно возмущавшегося попыткой ввести для поселенцев двойное рабство — государственных крепостных и солдат.

— Кого же ты предлагаешь? — Александр I кротко поглядел на своего любимца.

— Я могу указать вашему величеству на двух генералов, кои способны занять это место.

— Говори же, — думая о чем-то своем, разрешил император.

— Государь! Это граф Воронцов и Ермолов. Назначению первого, имеющего большие связи и богатства, всегда любезного и приятного в обществе, возрадовались бы все Но ваше величество вскоре бы усмотрели в нем недостаток энергии и бережливости, какие в настоящее время необходимы Назначение Ермолова было бы для многих весьма неприятно.

Он начнет с того, что перегрызется со всеми. Но его деятельность, ум, твердость характера, бескорыстие и бережливость вполне впоследствии себя бы оправдали…

— Так готовь бумагу о назначении Ермолова, — немного помедлив, сказал Александр.

— Так, государь! — согласился Аракчеев. — Только есть препятствие…

— Какое? — искренне заинтересовался Александр I.

Выкатив свои холодные, словно незрячие, глаза, граф

Алексей Андреевич пояснил:

— Сам Алексей Петрович этого никак не хочет. Беру в свидетели почтеннейшего князя Волконского. Ермолов желает прославить имя ваше на Кавказе, где он служил еще в юности…

22 апреля 1816 года, остановившись на обратном пути из Орла в Смоленске, у брата Александра Каховского, Ермолов с крайним удивлением узнал из газет о своем назначении начальником в Грузию.

В Петербурге Александр I сказал ему:

— Я никак не думал, что такое назначение будет желательно тебе… Но графу Алексею Андреевичу и князю Петру Михайловичу я должен верить…

ЧАСТЬ 4

А.С.Пушкин — А.П.Ермолову

«Собирая памятники отечественной истории, напрасно ожидал я, чтобы вышло наконец описание Ваших закавказских подвигов. До сих пор поход Наполеона затемняет и заглушает все — и только некоторые военные люди знают, что в то же самое время происходило на Востоке».

Глава первая. ЧРЕЗВЫЧАЙНЫЙ ПОСОЛ

1

Командир Отдельного Грузинского корпуса, управляющий гражданской частью в Грузии, Астраханской и Кавказской губерниях и чрезвычайный посол в Персии ехал в простой рогожной кибитке. С ним были лишь кучер да слуга — Федул — Ксенофонт, вызванный из орловского поместья отца, где Федул крестьянствовал, пока Ермолов сражался с французами.

Давние воспоминания тревожили генерала.