Читаем Генерал Ермолов полностью

Она скоро вернулась, растолкала Мажита, вручила ему спрятанное под плащом ружьё, сама поспешно улеглась на место брата и мгновенно заснула.

Фёдор долго ещё лежал без сна, прислушиваясь к едва различимым шагам Мажита. Порой тревога снова одолевала его. Ему слышались звуки бешеной скачки и пение боевого рога. Грохот щитов и звон стали чудились ему через неумолчный шелест затяжного дождя. Так промаялся он до светла.

Насупивший день немного умерил тревогу и тоску. Не дожидаясь пробуждения Аймани, Фёдор разделил с Ушаном остатки вечерней трапезы и отправился наружу обихаживать Соколика.

   — И что ты нашёл в ней хорошего, братишка? — Фёдор почти плакал, протирая влажные бока коня пучком сухой соломы. — Чем полонила она твоё сердце? Только и есть в ней красы — косы длинные огнём горят, что твоё золото. Только и есть в ней хорошего, что смелая и умная она. А ещё — добрая... Была добрая и честная раньше, а нынче перестала... Почему скрывается? Что таит? Неужто, предать замышляет? Или уже предала?

Он прижался лбом к рыжему боку. Спросил тихо:

   — Что мне делать?

   — Как что? Седлать надо. — Мажит стоял рядом. Чёрные глаза его озорно сверкали из-под бараньей шапки. — Уходить надо, Педар-ага. Неспокойно вокруг.

Мажит держал в руках седло и сбрую Тумана.

   — Надо торопиться, — повторил он. — Духи гор гневаются, а наш путь пролегает через страшные теснины. Там камни катятся с гор, сметая всё на своём пути, там реки выходят из берегов... — так приговаривал он, взнуздывая ишака.

   — Ты ходил за стену? — осторожно спросил Фёдор.

   — За стеной много людей, — охотно ответил Мажит. — Они прячутся в том сосновом лесу, через который мы прошли вчера. Я говорил с ними. Они держат путь к Цейскому ущелью. Хотят пройти его, пока Цейлон не вышел из берегов.

   — Кто эти люди? Ты знаешь их?

   — Я знаю их, а они знают меня. Звали с собой, но я отказался.

Фёдор уставился на аккинского грамотея в немом изумлении.

   — Зачем так смотришь, Педар-ага? Разве русский командир в Дарьяле не говорил тебе, что дорога к Коби непроходима, что там повсюду царствует чума и бесчинствуют шайки наймитов Мустафы? Там, в лесу, — мирные торговцы. Они боятся Йовты, они боятся Ярмула, они боятся попасть, как это у вас говорят, между молотом и наковальней. Гнев горных духов можно отвратить усердной молитвой. Набег шайки голодных волков можно отвратить, только убив их. А эти люди не хотят убивать. Они не воины, а торговцы. Мы совершили намаз и теперь надеемся благополучно миновать Цей.

Однако Аймани не спешила трогаться в путь. Видимо, она не верила в чудодейственную силу молитв.

   — Ещё не время, — твердила она целый день. А под вечер объявила, что снова намерена ночевать в покинутом поселении.

   — Моя сестра умеет говорить с духами гор. Урхур и Товриаг отвечают ей, если она спрашивает их... — бормотал Мажит, помешивая в котелке варево, щедро сдобренное горными травами.

   — Довольно, грамотей, кормить меня детскими байками и дурман-травой. — Фёдор в сердцах сплюнул, зарядил ружьё, оба пистолета и отправился в лес торговцев повидать и мяса свежего добыть.

Хвойный дух и бешеная скачка изгнали из его груди ночные страхи и тяжёлые сомнения. Охота оказалась удачной: пара зайцев и случайно подвернувшийся Соколику под копыта телёнок оленя, совсем юный несмышлёныш, утолили охотничий азарт казака.

Он спустился вниз по горе до самого дна ущелья. Там через частокол сосновых стволов он увидел реку. Вчера ещё игривый Мамисондон кипел и пенился огромными валами. Река, яростно рыча, несла вниз по ущелью расщеплённые стволы, катила камни, остервенело билась в берега, покушаясь на новые жертвы. Фёдор стоял на берегу до сумерек, наблюдая, как стремительно прибывает вода в реке. Потом долго кружил по лесу, вернулся к месту стоянки глубокой ночью. Никаких следов купеческих караванов, равно как и прочих свидетельств присутствия людей в этих местах, он не обнаружил.

Аймани встретила его отрешённым взглядом и миской горячей похлёбки.

   — Ложитесь спать, — бросил он. — Первым стану дежурить я.

Она сделала вид, что не замечает его гнев. Улеглась покорно, накрылась плащом с головой. А он ещё добрую половину ночи, сопутствуемый печальным Ушаном, обыскивал древние руины в надежде, если уж не найти верные следы Гасана-аги, то хотя бы вернуть утраченный покой.

* * *

Аймани покинула их, по своему обыкновению, не прощаясь. Фёдор проснулся поздним утром, разбуженный отвратительным смрадом палёной шерсти. Соколика и Тумана он нашёл уже осёдланными, а Мажита готовым к дальней дороге. Его давешнюю богатую добычу аккинский грамотей умело освежевал, засолил, сложил в седельные сумки. В весёлом костре догорали шкурки убитых животных.

   — Я смотрю — ты вовсе перестал таиться, грамотей. Огонь возжёг до небес, шкуры запалил. Неужто и волков не боишься?

   — Чего бояться? — смиренно ответил Мажит. — Люди ушли из этих мест. Караван тронулся ещё вчера, волки последовали за ним.

* * *
Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии