Не нужно Мне напоминать вождям, полководцам и воинам Нашим о их долге и храбрости. В них издревле течёт громкая победами кровь Славян. Воины! Вы защищаете веру, Отечество, свободу. Я с вами. На зачинающего Бог.
4
29 июня в Дрисском лагере, куда благополучно отошла 1-я армия, уклонившаяся от сражения с Наполеоном, русский император собрал военный совет.
Совершенно неожиданно для себя на совет был приглашён Ермолов, не имевший никакого права участвовать в нём, как простой начальник дивизии.
Усевшись в уголку залы небольшого помещичьего домика, он с желчным интересом следил за теми, кто явно или незримо руководил действиями русской армии и от кого так или иначе зависел ход дальнейшей кампании: шведский генерал Армфельд, дважды бежавший из своего отечества в Россию, под крылышко государя; прусский барон Людвиг Юстус-Адольф-Вильгельм Вольцоген; уроженец Гессена генерал-адъютант Фердинанд Винценгероде; выходец из Сардинии Мишо; полковник Карл Толь; вовсе не военный человек прусский граф Штейн; генерал от инфантерии Барклай-де-Толли и, наконец, сам Фуль, вдохновитель ведения войны двумя армиями и создания укреплённого лагеря при Дриссе.
Глядя на него, Ермолов думал о том, как легко русские доверяются иноземцам, готовые всегда почитать способности их превосходными. «Сколь неудобно направление, на котором устроен сей лагерь! — размышлял генерал. — Редуты по расположению своему недостаточно способствуют взаимной защите. На левом крыле огню артиллерии препятствует лес, за коим неприятель может скрывать свои манёвры. Пространство между редутами и Двиной недостаточно обширно и во время действия может затруднить передвижения войск.
Мостовые укрепления слишком тесны, спуски к четырём мостам, устроенным на Двине, так круты, что орудия и повозки надо сносить на руках. А непроходимая вброд река способна обратить неудачу в полное поражение. Да, уже первый взгляд на диспозицию аттестует воинские соображения догматика Фуля!..»
В зале произошло движение, сидевшие поднялись. В сопровождении графа Беннигсена, маркиза Паулуччи, Аракчеева и Балашова вошёл государь.
Присутствующие один за другим представлялись Александру; последним, как младший в чине, подошёл Ермолов.
— Хотя его высочество и не нахвалится на тебя, Алексей Петрович, — с улыбкой сказал ему император, — но мне явилась счастливая мысль о новом твоём производстве…
Выждав паузу, ловя завистливые взгляды чужестранцев на русской службе, Ермолов ответил:
— Ваше величество! Окажите милость...
— Какую, мой друг? — спросил Александр.
— Ваше величество, — ровным голосом проговорил Ермолов, — произведите меня в немцы!..
Перешёптыванием, похожим на шипение, ответила на это зала, и всё смолкло. Но то, что донеслось до всех, собравшихся на совет, искренне или притворно не расслышал туговатый на ухо император, тотчас с выражением отягощённого государственными заботами человека обратившийся к военному министру с просьбою открыть совет.
Барклай-де-Толли, совершенно лысый, медленно выговаривая слова, начал читать по бумажке составленный ему полковником Толем текст. Ермолов слышал, что военный министр не одобрял устроенного при Дриссе лагеря и считал нелепостью действие двух армий, разобщённых на большом одна от другой расстоянии.
«Если бы Наполеон сам направлял наши движения, конечно, не мог бы изобрести для себя выгоднейших», — желчно подумал Ермолов, ещё не остывший от дерзкой реплики, сказанной государю.
— Неприятель, вопреки правам народным, без всякого объявления войны вторгнулся в границы наши и, переправясь через Неман, обратил главнейшие силы свои на литовские провинции, — очень медленно, без выражения читал Барклай. — Получив высочайшее повеление отступить из Вильно в Свенцяны перед превосходными силами неприятеля, 1-я армия отошла в полном порядке. Превосходство сил Наполеона, занявшего центральное положение между двумя армиями, появление колонн его на правом и левом флангах наших и опасение быть обойдёнными побудили произвесть изменения в операционном плане. Вместо того чтобы, как хотели прежде, 1-й армии удерживать неприятеля, а 2-й и Платову действовать в его фланг и тыл, решились объединить обе армии. Вследствие сего предписано князю Багратиону и атаману Платову идти через Вилейку для соединения с 1-й армией…
В своих рассуждениях военный министр даже не счёл нужным опровергать тактический план Фуля, так как накануне при осмотре лагеря Беннигсен и Мишо убедили Александра, что лагерь учреждён с грубыми погрешностями и оставление в нём армии сулит только поражение. Для Барклая-де-Толли совершенно ясна была необходимость прежде всего соединить разрозненные войска, однако сделать это теперь было не так-то легко. Ошибка, допущенная с самого начала кампании, давала о себе знать. Багратион неоднократно пытался прорваться на север, к Двине, но маршал Даву с превосходящими силами всякий раз преграждал ему путь к соединению.