Генерал Ермолов

После сражения под Амштеттеном, за которое Милорадович был награждён Георгием 3-й степени и чином генерал-лейтенанта, его отдельная бригада заступила место арьергарда, а войскам Багратиона было приказано составить резерв.

4

С арьергардом Ермолов достиг монастыря Мельк, расположенного на самом берегу Дуная. Здесь местность была гористой, река протекала в тесных берегах, и дорога шла по самому краю. Батарейцы, фейерверкеры, юнкера, ездовые канониры и даже музыканты — все жили воспоминаниями о горячем вчерашнем дне.

— Оно, вам скажу, ребята, ясное дело, — важно басил кудрявый капонир, — и француза бить можно… Он, француз, такой же человек, а не нечистая сила…

— А что я вам скажу, братцы! — перебил его юноша, почти мальчик, тонкая шея которого, казалось, еле держит каску с чёрным султаном. — Как он на батарею нашу нажал, спомнил я мамыньку свою… Как, думаю, я сюда из деревни-то попал и почему?..

— Ты бы ещё титьку попросил, — добродушно вмешался старик фельдфебель Попадичев. — Бона, учись у нашего кудряша. Как на взгорье выбрался, всех подряд переколотил…

— Я, дяденька, — обрадованно подхватил кудрявый капонир, — как саблю-то выронил, цап его, француза, по уху да у него шпажонку-то и схватил…

— Эх, подморозило, — бормотал, не слушая его, бывалый фельдфебель, — дорога-то какая ползкая… А гляньте-то, на том берегу, никак, цесарцы идут? Только отчего мундиры не белые?

Привлечённый разговором, Ермолов, с забинтованной головой — память от контузии пулей, — поглядел на противоположный берег Дуная. Там двигалась, чуть опережая арьергард русских, густая колонна французов. То был маршал Мортье, сводный корпус которого Наполеон заблаговременно переправил через Дунай, чтобы отрезать Кутузова от подкреплений и разбить на правом берегу.

Положение русских выглядело теперь почти катастрофическим. От Мелька гористые места удаляли дорогу от Дуная и вынуждали к довольно большому обходу, к единственной оставшейся переправе у Кремса. Кутузов приказал Милорадовичу задержать главные силы Наполеона, а сам поспешно повёл свою маленькую армию, чтобы успеть к Кремсу раньше Мортье.

Ночь батарейцы Ермолова провели без сна, полуголодные, греясь у слабого костерка. Фельдфебель Попадичев раздал каждому по манерке с кашицей из сухарей, приговаривая:

— На кашеваров надежды нет. Окромя сухаря, нечего и положить в родительский благоварь. Эх, сейчас бы горячего варева из рубленой говядины, да с капустой…

— Смирно! — крикнул дежурный.

— Вольно! Сидите, братцы! — В освещённый круг вошёл Ермолов с Горским. — Как с порционом?

— Всё в аккурате, ваше благородие. Грех жаловаться! — бодро ответил за всех Попадичев, блеснув медным одинцом в ухе.

— Дай отведать, — попросил подполковник.

— Вот, ваше благородие, солдатская кашица. Да возьмите мою ложку, — предложил фельдфебель, — не красива, а хлебка.

— Холодно, ваше благородие, — пожаловался солдатикюноша. — Северный ветер замучил, страсть…

Горский молча вытащил фляжку, налил в крышечку немного водки и пустил по кругу. По телу пробежала тёплая волна, сухарная кашица сделалась слаще.

— Ах и хорошо теперь в России! — мечтательно проговорил подпоручик. — Всё сжато, обмолочено, убрано. Прошли хороводы, пришли посиделки. Я ведь, Алексей Петрович, однодворец, то же, что и крестьянин. Как о нас говорят: сам и пашет, и орёт, сам и денежки берёт. Любы мне праздники наши, а особливо — масленая. Честная, весёлая, широкая. Понедельник — встреча, вторник — заигрыши, середа — лакомка, четверг — широкий, пятница — тёщины вечерки, суббота — золовкины посиделки, воскресенье — проводы, прощание, прощёный день. Ах, масленица-объедуха — деньгам приберуха, тридцати братьев сестра, сорока бабушек внучка, трёх матерей дочка…

Горский замолчал, глядя в огонь. Ермолов, желая поднять настроение солдат новыми прибаутками, возразил своему любимцу:

— Что же ты все праздники хвалишь? Не всё коту масленица, придёт и великий пост…

— Вот-вот! — подхватил, вновь оживляясь, Горский. — Пришёл пост — редька да хрен, да книга Ефрем. Заговляюсь на хрен, на редьку да на белую капусту. Великий пост всем прижал хвост. В чистый понедельник рот полощат. Даровая суббота — на первой неделе поста. Средокрестная — перелом поста: щука хвостом лёд разбивает. В среду средокрестной кресты пекут. А там вербная: верба хлёст — бьёт до слёз. На вербной мороз — яровые хлеба хороши. Плотна трётся в первый раз на вербной. На Лазареву субботу сеют горох. В страстную среду обливают скотину снеговой водой. В великий четверг стегают скот вереском, чтоб не лягался. Кто в великий четверг рано и легко встаёт, тот встаёт одно и легко целый год…

Долго ещё говорил Горский. Как заворожённые сидели солдаты, стар и млад. Слушал и Ермолов, думая о том, сколь дорога родная земля — Орловщина, Москва, Смоленщина.

«Отчего я раньше мало задумывался, что я — русский?..» — подумал он.

Из темноты появился курчавый канонир.

— Ваше благородие! Француза поймали! — радостно сообщил он. — Я в дозоре стою, а француз, значит, крадётся.

Я его и хвать!

— Он малый слышкий, всё учует, — похвалил солдата Попадичев.