Генерал Ермолов

Миновав Майдан, Ермолов проходил мимо славных тифлисских бань и направлялся к древнему Сионскому собору, начатому ещё Вахтангом Горгосалом и подвергавшемуся бесчисленным разрушениям. Тут он входил в прохладный полутёмный храм и останавливался над скромной могилой князя Цицианова, вероломно убитого Гуссейн-Али-ханом Бакинским во время переговоров в 1806 году. Впрочем, под плитой покоилось лишь тело грозного князя: голова его была прислана Гуссейном в качестве подарка персидскому шаху Баба-хану в Тегеран…

Ермолов часто размышлял о трагической судьбе Грузии, рассечённой на два царства — Картли-Кахетинское и Имеретинское — и четыре княжества — Гурию, Мегрелию, Сванетию и Абхазию. Он давно, ещё с зубовского похода, понял, что только Россия могла спасти эту страну, как и древнюю Армению, от угрозы персо-османского истребления. Недаром грузины так тянулись к своему великому северному соседу и столько выходцев из Грузии отлично зарекомендовали себя на русской службе уже в XVIII веке — генерал А. А. Багратиони, служившие по ведомству коллегии иностранных дел Г. Хвабулов, А. Моуравов, С. Лошкарев.

С Россией навсегда связали свою судьбу и своё творчество писатели и поэты Давид Гурамишвили, Мамука Бараташвили, Дмитрий Багратиони. Единственная грузинская типография после 1724 года существовала на русской земле, в подмосковном селе Всесвятском.

А сколько грузин прославили честь и независимость России на полях сражений с Наполеоном! Как опытен и храбр был генерал от артиллерии князь Яшвили! А добрый учитель и старший друг Ермолова Багратион? Разве забудет когда-нибудь проконсул Кавказа князя Петра Ивановича, этого суворовского чудо-богатыря и замечательного полководца! Кто знает, может быть, здесь, в этих скрытых густой зеленью домиках с террасами, среди этой толпы, подрастает новый полководец Багратион или новый поэт Давид Гурамишвили!..

Ермолов любовался красавцами картвелами — сильными, ловкими, подвижными — и подмечал черты их привлекательного характера. Грузины, как правило, были честны, впечатлительны, способны к самопожертвованию, доверчивы, добродушны, гостеприимны. Эгоистическая жилка как бы вообще отсутствовала в их натуре. Они поражали его общительностью, весёлостью, открытостью, склонностью к удовольствиям и легковерием.

«Весёлый и добрый народ… — думал наместник, возвращаясь с бульдогом в свой низкий одноэтажный дом. — Только недостаточно энергичны и предприимчивы. А дел в Грузии — край непочатый…»

Главнокомандующего Отдельным Грузинским (с 1820 года — Отдельным Кавказским) корпусом очень заботило то, что осуществлять бесчисленные административно-хозяйственные и военные преобразования приходилось почти не имея для этого годных помощников. Большинство русских чиновников, прибывавших в Грузию, были людьми сомнительной нравственности, испорченной репутации, алчными и корыстолюбивыми. Отбросы служивого сословия дворянской империи, они принесли с собой в Грузию казнокрадство, взяточничество, чудовищную волокиту, продажность низших и произвол высших должностных лиц.

При беспрерывных военных действиях с горцами, сопряжённых с неимоверными трудностями, Ермолов постоянно боролся с разными злоупотреблениями, нерадивостью и оплошностью подчинённых ему служащих. Обновлять состав свежими, лучшими силами было чрезвычайно трудно, так как по доброй воле мало кто из порядочных людей ехал на гибельный Кавказ. С теми, кто недобросовестно исполнял службу, кто наносил ущерб государственным интересам, Алексей Петрович расправлялся сурово. Иногда, если не помогало строгое слово внушения, он разговаривал с провинившимся с глазу на глаз при содействии нагайки, гулявшей по спине и плечам приглашённого на манер дубинки Петра Великого. А когда находил это внушение достаточным, то, отпуская своего пациента, заключал с ним беседу при раскрытой уже двери кабинета самыми ласковыми словами, во всеуслышание всех стоявших в зале, так что те видели, как дружески расставался наместник с выходящим от него, и не имели возможности делать какое-либо неблагоприятное заключение о происходившем в кабинете.

Не всегда надёжны были и офицеры.

Кавказ недаром называли «тёплой Сибирью» — туда ссылали бреттеров, дуэлянтов, карточных шулеров и одновременно — политических, вольнодумцев, разжалованных в рядовые и посылаемых под пули горцев. Правда, были испытанные бойцы, старые кавказцы — Мадатов, Ховен, Булгаков, Греков. Но нет в живых Александра Петровича Кутузова, соратника прежних лет! На обратном пути из Персии, между Тебризом и Нахичеванью, он получил весть об утрате этого замечательного человека.

Известие глубоко поразило Ермолова. «В нём, — вспоминал главнокомандующий, — я потерял верного друга, наилучшего помощника по службе, товарища, с которым вместе я сделал все последние кампании против французов. Я был в отчаянии, ибо хорошо знал, что Кутузова заменить нелегко».