Был пристрастен папа русской кухне. Однажды мама заболела, и мы решили, что у нее «грудная жаба», она стала часто лежать. Пришлось папе готовить, и он этим увлекся, изобретал свои блюда. Например, особые сосиски с капустой. Любил помидоры, лук, чеснок.
После Кутепова папиными близкими друзьями были очень верный первопоходник капитан Латкин; Борис Чижов, который издавал первые брошюры папы; полковник Глотов, батюшка Иоанн, писатель Шмелев, ну и, конечно, Колтышев.
Я неустанно задавал Марине Антоновне вопрос: «Почему же деникинцы проиграли?» Она пыталась это объяснить и характером ее отца:
– Папа был очень хорошим генералом, но очень плохим дипломатом. В детстве он все время говорил мне: «Никогда не ври!» Он был готов обещать только то, что мог сделать. А Советы обещали все, что угодно…
К этому времени у Деникина вышли новые книги: «Офицеры» (Париж, 1928 г.), «Старая армия» (Париж, 1929. Т. I; Париж, 1931. Т. II.). Это было уже беллетристическое изображение судеб русского офицерства.
Новый писательский дебют Деникина удался. Даже газета Керенского «Дни», до того нападавшая на генерала, перепечатала отрывок с предисловием:
«Парижское издательство «Родник» выпускает небольшую книгу беллетристических очерков А. Деникина «Офицеры». Мы не подвергаем эту книгу художественной оценке. Но имя автора настолько значительно и популярно, настолько принадлежит истории, что мы хотим ознакомить читателей с этой, по-видимому, случайной стороной деятельности виднейшего из участников белого движения. Поэтому мы, с согласия издательства, печатаем сегодня отрывок из очерка «Враги», показавшийся нам любопытным по цельности примиряющего чувства и психологической выдержанности».
Бывший журналист, а теперь великий советский бонза Троцкий в СССР сыронизировал, что некоторым русским генералам, вроде Деникина, поневоле пришлось научиться владеть пером. Знали бы он и автор редакционной врезки «Дней», сколько «случайно» бумаги исписал до этого Деникин, смешивший своими фельетонами, зарисовками типа о запевшем сверчком капитане по пол-округа в огромной империи.
Варшавская газета «За свободу», основанная Б. В. Савинковым и выпускаемая Дмитрием Философовым, писала: «Если будущие историки, стратеги и политики откажут А. Деникину в признании за ним дарований крупного военного вождя, то литературные критики охотно примут в лоно безусловно талантливых писателей».
Париж тогда стал центром культурной жизни эмиграции, успехи Деникина-писателя здесь широко оценили, хотя для литераторов, как и для офицеров, для всех русских парижан, генерал прежде всего оставался замечательным полководцем Белой гвардии.
Иван Алексеевич Бунин с большой радостью встретился с ним. Он сразуже преподнес Антону Ивановичу свою книгу «Чаша жизни», надписав ее по титульной странице вокруг имени и заголовка:
«Антону Ивановичу Деникину в память прекрасного дня моей жизни – 25 сентября 1919 года в Одессе, когда я не задумываясь и с радостью умер бы за него!»
Имел в виду Бунин день приезда Деникина в освобожденную его войсками от красных Одессу, когда, как и в «белом» Харькове, город рукоплескал главкому. О многом они переговорили. Необычно оживившийся Бунин рассказывал генералу о своей жизни «под красными», о бегстве из России, подробно высказывался о русском литературном мире Зарубежья.
Довольно странным был этот великолепный русский писатель, что особенно проявилось в бунинской жизни во Франции, юг которой он предпочитал. Старый архиепископ Серафим Брюссельский и Западно-Европейский РПЦЗ уже в 1996 году в Леонинском православном женском монастыре под Парижем в назидание рассказывал:
– Нужно, однако, отметить, что страх смерти – естественен для нас. Не нужно лишь чрезмерно бояться. Вот даже наш русский литератор Иван Бунин до исступления боялся смерти. Например, он боялся близко подойти к дверям нижнего храма в Каннах, где покоятся великие князья и княгини, где находятся каменные надгробья.
Не укрепления ли и на этот счет искал Бунин в беседе с бесстрашным Деникиным?.. И уколол меня на кладбище Сент-Женевьев-дю-Буа крест на могиле Бунина: некой «мальтийской» формы, о четырех концах – не православно восьмиконечный. Дико он выглядел среди частоколов родных русских крестов. Был он словно многозначительный знак. Не тому ли, что нес Бунин в своей слишком просторной душе вместе с глодавшим его смертным страхом?
С Александром Ивановичем Куприным, какой, как и Бунин, был почти сверстником Деникина, сложилось совсем просто, хотя тот насолил всему русскому офицерству своими «Поединком», «На переломе». Но встречался Куприн с Деникиным уж давно другим. Послужив в армии Юденича редактором белогвардейской газеты, отступив с его частями на запад, он уже не принижал офицеров. Своей простотой и искренностью Куприн подкупал Антона Ивановича, нередко заходя к Деникиным «на огонек».
Жил Куприн около Булонского леса, потому что любил всякий лес и разных животных. Посетившему его здесь корреспонденту он, например, тогда рассказывал: