Генерал Деникин

«От волнения моя рука тряслась настолько, что я ни одной буквы больше вывести не мог, как будто сильный электрический ток, проходя по руке, заставил мои мускулы Содрогаться. У министра иностранных дел М. И. Терещенко из глаз катились слезы. А Деникин все громил и громил…»

Голос генерала звенел, как когда он отдавал приказ в штыки:

– Те, которые сваливают всю вину в развале армии на большевиков, лгут! Прежде всего виноваты те, которые углубляли революцию. Вы, господин Керенский! Большевики только черви, какие завелись в ране, нанесенной армии другими…

Керенский не мог смотреть Деникину в глаза. Он опустил голову на руки и не поднял до окончания речи. Деникин почти прокричал на взлете последних слов:

– Ведите русскую жизнь к правде и свету под знаменем свободы! Но дайте и нам реальную возможность за эту свободу вести в бой войска под старыми нашими боевыми знаменами, с которых – не бойтесь! – стерто имя самодержца, стерто прочно и в сердцах наших. Его нет больше. Но есть родина. Есть море пролитой крови. Есть слава былых побед. Но вы – вы втоптали наши знамена в грязь.

Теперь пришло время: поднимите их и преклонитесь перед ними, если в вас есть совесть!

Все сидели зачарованными. Первым опомнился Керенский, он вскочил и подошел с протянутой рукой к Деникину.

– Позвольте поблагодарить за откровенно и смело высказанное вами мнение.

Они пожали друг другу руки. Потом Керенский укажет: «Генерал Деникин впервые начертал программу реванша – эту музыку будущей военной реакции».

Генерал Алексеев отметил в своем дневнике: «Если можно так выразиться, Деникин был героем дня».

* * *

18 июля 1917 года Брусилова на посту Верховного главнокомандующего сменил генерал Л. Г. Корнилов. Деникин предрек это в своей громовой речи Керенскому, что «высшие начальники, не исключая главнокомандующих, выгоняются как домашняя прислуга».

Корнилов был в когорте «революционных генералов» наряду с Алексеевым, Брусиловым, Рузским, Крымовым, на которых надеялась большая часть офицерства и «временных» правителей. Считалось, что они, обуздав переборы революции, закрепят ее лучшие достижения. И действительно, Корнилов отрицал царизм, не помышляя о его реставрации. Это он ярко продемонстрировал в марте на посту командующего Петроградским военным округом, что надолго потом запомнят многие белоэмигранты.

Генерал Корнилов вместе с Гучковым пришел арестовывать царскую семью, когда в Царское Село еще не вернулся отрекшийся император. Оба эти представителя Временного правительства были с огромными красными бантами на груди. Императрица Александра Федоровна вышла к ним в пеньюаре и, конечно, не подала руки.

Обычно порывистый Корнилов тут стал мямлить:

– Ваше императорское величество, вам неизвестно, что происходит в Петрограде и в Царском… Мне очень тяжело и неприятно вам докладывать… но для вашей безопасности я принужден вас…

Он никак не мог подобрать мягкого заменителя для «арестовать». Государыня перебила его:

– Мне все очень хорошо известно. Вы пришли меня арестовать?

Совсем смутился Корнилов.

– Так точно.

Понятно, что для торжества пришел сюда ненавидящий царскую семью Гучков. Но для чего доблестный Корнилов явился так атаковать женщину? С этим охотно справились бы и другие. Издал генерал по содержанию Романовых и инструкцию, где, например, значилось:

«4. Допускать выход отрекшегося императора и бывшей императрицы на большой балкон дворца и в часть парка, непосредственно прилегающую к дворцу, в часы по их желанию, в промежутках между 8 часами утра и 6 часами вечера».

Зачем же так «принципиально» быть тюремщиком? По инструкции караулить дворец должны были запасные полки и батальоны гарнизона – по очереди. Преданных царских конвойцев и дворцовую полицию потеснили. Чтобы еще горше стало семье, глава которой сам отдал власть «революционным генералам»? И единичные поступки людей, как трещины, вспухают на их портретном лаке…

Сами же «ревгенералы», очутившись на российском Олимпе, друг друга разлюбили. Алексеев, став Верховным, сразу же убрал с поста главкома Северного фронта своего ближайшего напарника по устранению императора генерала Рузского. Тот будет доживать в Кисловодске, где в 1918 году его зарубят чекисты в числе других заложников. Мешался Алексееву и популярнейший Корнилов. Его в главкомы петроградских войск пришлось поставить без согласия Алексеева.

Деникин же, не особо вникавший в интриги высшего генералитета, любил Корнилова. В отличие от восседавшего в штабах Алексеева Антон Иванович видел этого генерала под пулями, что было для него лучшей проверкой человека. Так сложилось, потому что Деникин и Корнилов по характерам, нравам – как близнецы. Тут сходство вплоть до того, что Деникин командовал Железной дивизией, а Корнилов, словно б копируя, сделал свою дивизию в боях Первой мировой войны Стальной.