Читаем Генерал Багратион. Жизнь и война полностью

Тринадцатого июля Барклай получил известие о движении основных сил Наполеона к Островне, лежащей в нескольких верстах от Витебска. Чтобы остановить неприятеля, туда был послан корпус генерала А. И. Остермана-Толстого. Он занял удобную для обороны позицию на дороге Островна — Витебск. Здесь части 1-й армии впервые приняли бой с главными силами Наполеона: на корпус Остермана-Толстого «навалилась» конница Мюрата, а затем подошла пехота итальянского вице-короля Евгения Богарне. Остерман-Толстой держался до десяти часов вечера 13 июля, успешно отбивая атаки неприятеля. Известно, что почти каждое крупное сражение порождает свои легенды, фольклор, обычно героический. И. Т. Радожицкий пишет, что адъютанты докладывали командующему графу Остерману-Толстому, что «в пехоте много бьют ядрами людей, не прикажете ли отодвинуться? — “Стоять и умирать!” — отвечал граф решительно… Такое непоколебимое присутствие духа в начальнике в то время, как всех бьют вокруг него, было истинно по характеру русского, ожесточенного бедствием отечества. Смотря на него, все скрепились сердцем и разъехались по местам умирать»4.

Стоять и умирать! Возможно, рассказ Радожицкого — легенда. Но по своей сути сказанное Остерманом имеет глубокий смысл в обычаях принятого в те времена ведения боя. Генерал-майор (будущий фельдмаршал) граф М. С. Воронцов, командовавший накануне войны 1812 года Нарвским пехотным полком, написал особое «Наставление господам офицерам Нарвского пехотного полка в день сражения». Этот основанный на боевом опыте военачальника документ так понравился Багратиону, что он приказал отпечатать «Наставление» и раздать по всем полкам 2-й армии. В нем было сказано: «Ежели полку u.iu баталиону будет приказано стоять на месте фронтом под неприятельскими ядрами, то начальник роты обязан быть впереди своей роты, замечать и запрещать строго, чтобы люди от ядер не нагибались; солдата, коего нельзя уговорить от сего стыдом, можно пристращать наказанием, ибо ничего нет стыднее, как когда команда или полк кланяется всякому и мимо летящему ядру. Сам неприятель сие примечает и тем ободряется». Действительно, в армии считалось дурным тоном «кланяться ядрам». «Свист ядер, — писал А. С. Норов, — учащался, и мы, то есть новички, отвесили им несколько поклонов, чему подражали и некоторые солдаты, но видя, что учтивость наша ни к чему не ведет, и получив замечание старых бойцов не кланяться, сделаясь уже горды»1. Так было принято вести себя и в других армиях того времени. Как вспоминал участник Бородинского сражения, поляк, командир роты Г. Дембиньский, во время обстрела их позиций русской артиллерией в нескольких шагах от солдатского строя его роты упала граната «и начала шипеть, как обычно перед тем, как лопнуть». Тогда Дембиньский, «пришпорив коня, двинулся прямо на вращающуюся гранату, встал прямо над ней и стал поименно называть своих солдат, чтобы выровнять строй. Судьбе было угодно, чтобы граната не взорвалась»6.

В основе столь жестокого и — по нашим представлениям, навеянным войнами XX века, — нерационального поведения на поле боя лежали принципы линейной тактики, предполагавшей боевое построение в виде развернутого строя стоявших плечом к плечу солдат. Построенный таким образом побатальонно полк представлял собой как бы единый, слаженный и управляемый командирами живой механизм. Линейная тактика категорически запрещала нарушать построение, даже если полк не вышел на огневую позицию, но уже оказался под артиллерийским огнем противника. Когда ядро или картечь попадали в шеренгу и вырывали часть стоящих солдат, то нестроевые (или, как в Бородинском сражении, ополченцы) выносили раненых, отодвигали в сторону убитых и батальон вновь смыкал строй. Командирам предписано было смотреть, чтобы «здоровые отнюдь не выходили, убылые места 1-й и 2-й шеренги (командир) тотчас пополняет из 3-й, а в случае большой потери, чтобы ряды смыкались, и так же наблюдать, чтобы люди задних шеренг стояли так же бодро и весело, как передние и как следует доброму солдату». Это казалось тогда крайне важным для поддержания дисциплины и управления полком или, как говорили тогда, «для поддержания храбрости, духа твердости, бодрости и порядка». Воронцов писал: «Иногда полк под ядрами хоть сам и не действует, но смелым и устроенным тут пребыванием великую пользу всей армии приносит»7.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии