Наверняка Багратион был хорошо знаком и с генералом Ильей Дукой, сербом, командиром 2-й кирасирской дивизии. Возможно, они были знакомы еще с юности, ибо Дука, также как Багратион, воевал во второй половине 1780-х годов на Кавказе против Шейха Мансура. Воевали они рядом и под Аустерлицем (Дука командовал лейб-гусарами), и в сражении при Прейсиш-Эйлау. О Дуке говорили, что он необыкновенно храбр и отличался суворовской заботой о солдатах, — все это не могло не быть симпатично Багратиону.
Авангард 2-й армии был поручен князю Андрею Ивановичу Горчакову. С Багратионом его объединяло нечто большее, чем служба, — память о великом Суворове. Горчаков был родным племянником Суворова и во времена опалы полководца, при Павле, пытался как-то примирить дядю с государем. Однако и государь, и великий полководец были одинаково упрямы и строптивы, и посредническая миссия племянника окончилась плачевно для дяди, сосланного в Кончанское. В 1799 году Багратион и Горчаков участвовали в Италийском походе Суворова, а все, кто там был, оказались навеки связаны между собой узами, более прочными, чем родственные. Горчаков был известен также как непримиримый противник Наполеона (что тоже объединяло его с Багратионом). В годы сомнительной «тильзитской дружбы» он был послан со своей пехотной дивизией участвовать в австро-французской войне 1809 года на стороне Наполеона. Горчаков, памятуя о русско-австрийском боевом братстве времен Италийского похода Суворова, написал теплое письмо вражескому главнокомандующему эрцгерцогу Фердинанду. В этом письме он выразил свое сердечное желание когда-нибудь вновь соединиться с австрийцами «на поле чести». Французы письмо перехватили, поднялся страшный скандал. Наполеон пожаловался на такого союзника самому Александру, Горчакова судили. Российский император не на шутку рассердился на «изменника» — Горчакова выгнали из армии, навсегда запретив ему въезд в обе столицы. Каким же образом накануне войны с Наполеоном опальный генерал оказался командиром Авангардного корпуса 2-й Западной армии Багратиона, пусть читатель догадается сам.
Генерал-лейтенант Михаил Михайлович Бороздин также слыл знаменитостью в русской армии. За свои 45 лет он многое повидал на свете, но главная его слава была связана с Италией. С 1799 года вместе с Черноморским флотом он участвовал в войне с французами на Средиземном море, в Неаполе и Палермо формировал для неаполитанского короля гвардию. Долгое время был комендантом русских владений в Средиземном море — острова Корфу и Ионического архипелага.
В весенние месяцы 1812 года Багратион был серьезно обеспокоен положением русских армий. Он подолгу сидел над картой, размышляя о положении своей 2-й армии, — ведь она находилась довольно близко от границы с Варшавским герцогством. Через свою агентуру Багратион стал получать сведения, что на ближней к нему дороге Варшава — Брест начинают скапливаться значительные силы противника. Из писем и донесений, приходивших с границы и от агентов, вырисовывалась грандиозная и устрашающая картина сосредоточения огромной французской армии, усиленной войсками со всей Европы. В начале июня Багратион читал в донесениях и аналитических сводках следующее о составе формирующейся против России Великой армии: «Немецких войск Рейнского союза суть: баварских 30 000 (человек)… баденских 10 000, виртембергских до 16 000, саксонских 30 000, вестфальских 25 000, австрийских 30 000… прусских 40 000, а от маленьких князей немецких около 15 000». А еще были многочисленные польские войска и, наконец, собственно французская армия под командой прославленных маршалов во главе с военным гением всех времен и народов… «Сила французской армии со всеми союзниками полагается в 400 т[ысяч] человек». Эти цифры казались в те времена нереальными, фантастическими, но приходилось верить данным донесений и напряженно думать, как сопротивляться грядущему нашествию.
Багратион был убежден, что изначально позиции, занятые русскими армиями, очень уязвимы при наступлении противника. С одной стороны, армии слишком растянуты вдоль границы и в решительный момент не смогут оказать друг другу помошь.