Генерал Алексеев

Отставка (именно так, а не “отпуск”. — В.Ц.) генерала Алексеева мотивирована состоянием его здоровья. Правда, генерал страдает внутренней болезнью, которая заставит его в ближайшем будущем подвергнуться операции, но есть, кроме того, и политический мотив: Император решил, что его начальник Главного штаба слишком открыто выступал против Штюрмера и Протопопова.

Вернется ли Алексеев в Ставку? Не знаю. Если его уход является окончательным, я охотно примирюсь с этим. Правда, он всем внушает уважение своим патриотизмом, своей энергией, своей щепетильной честностью, своей редкой работоспособностью. К несчастью, ему недоставало других, не менее необходимых качеств: я имею в виду широту взгляда, более высокое понимание задач Союза, полное и синтетическое представление о всех театрах военных операций. Он замкнулся исключительно в функции начальника Генерального штаба Высшего командования русских войск».

Характерно, что в оценке болезни Михаила Васильевича и его вынужденного отпуска многие склонны были приписывать Государю и Алексееву собственные соображения относительно «опалы» и «немилости». «Правые» трактовали отправку в Крым как бы «в наказание» генералу за его недостаточный монархизм и негативное отношение к Распутину. «Союзные представители» усматривали в этом следствие недостаточного понимания Алексеевым «обязательств» России перед Антантой. «Либералы» считали, что «ссылка» в Крым была реакцией Государя на излишний «конституционализм» начальника штаба.

Далее, вполне в духе «конспирологических» теорий, делался вывод о «затаенном желании» Алексеева «отомстить» за такую «несправедливость» и о его, вполне логичном, участии в антимонархическом заговоре. И почему-то никак не принимаются во внимание элементарные, вполне понятные и объяснимые причины и последствия: тяжелая обострившаяся болезнь и желание выздоровления для возвращения к прежней, столь важной работе в Ставке.

Лучшим опровержением подобной «конспирологической» версии могут служить фрагменты из переписки Императора и Императрицы. Сразу же после обострения болезни Николай II довольно часто и много писал об этом супруге, никоим образом не предполагая, что ему предстоит «избавиться» от своего якобы «невыносимого» начальника штаба. И ответы Александры Федоровны показывают живое участие, сочувствие больному и пожелания ему скорейшего выздоровления. Правда, объяснения причин болезни: в письмах Императрицы достаточно примечательные. В письме от 3 ноября Николай II отмечал: «Генерал Алексеев нездоров и лежит — у него сильный жар. Федоров (лейб-хирург профессор СП. Федоров состоял при Ставке с осени 1915 г. — В.Ц.) говорит, что у него почки не в порядке; он вызвал Сиротинина (лейб-медик Высочайшего Двора В.Н. Сиротинин. — В.Ц.). Это осложнение имеет для меня большое значение. Я надеялся поехать в ближайшем времени куда-нибудь на фронт, но теперь придется эти дни побыть здесь. Пустовойтенко отлично осведомлен во всем и прекрасный помощник (он и делал ежедневные доклады при кратковременном отсутствии своего начальника. — В.Ц.). Пока я не думаю брать никого со стороны». На следующий день Государь пишет: «Алексееву сегодня немного полегче. Федоров настаивает на том, чтобы он полежал еще по крайней мере неделю, потому что, кроме болезни, он переутомлен работой и недосыпал все это время. Выглядит он свежее».

Александра Федоровна по-своему объясняла причину болезни Алексеева. Помимо неприязни генерала к «нашему Другу» Распутину, она отмечала явный, как ей представлялось, недостаток душевных качеств у генерала. Административный, «бумажный» стиль руководства Алексеева (отмечаемый, кстати, многими современниками и «бросавшийся в глаза») казался ей вредным. Хотя, конечно, подлинных настроений генерала, его психологических переживаний и глубокой православной веры эта оценка отнюдь не отражала.

Очевидно, что Императрица делала вывод о «бездушии» Михаила Васильевича, не имея возможности встречаться, беседовать с генералом, получая о нем сведения только из писем супруга. При этом Императрица уверена, что, преодолев болезнь как искушение, Михаил Васильевич станет другим. В своем ответе (от 5 ноября) она писала: «Алексееву следовало бы дать двухмесячный отпуск, найди себе кого-нибудь в помощники, например, Головина (генерал-лейтенанта Н.Н. Головина, начальника Николаевской военной академии. — В.Ц.), которого все чрезвычайно хвалят, — только не из командующих армиями, — оставь их на местах, где они нужнее. У Пустовойтенко слишком много работы, а ты — один и, кроме того, не можешь тронуться с места и, быть может, свежий человек с новыми мыслями оказался бы весьма кстати. Человек, который так страшно настроен против нашего Друга, как несчастный Алексеев, не может работать успешно. Говорят, у него нервы совершенно развинчены. Это понятно: сказалось постоянное напряжение “бумажного” человека; у него, увы, мало души и отзывчивости».