На современной Земле практически исчез голод.
Возможно, правительства средневековых государств тоже хотели, чтобы их подданные не умирали от голода. Но голод в 12, 14, даже в 16 веках — самое обычное, повседневное явление и в Европе, и в Китае, и в Индии, и в Африке. Везде, по всему миру. Только в Китае пытались бороться с голодом — перебрасывали рис из благополучных провинций в неурожайные; иногда удавалось спасти часть населения.
В Европе даже 19 века голод — явление пусть не массовое, но обычное. Потому что с голодом справиться НЕ МОГЛИ. Даже в самых богатых обществах Земли образца 1850 и даже 1900 года.
А в наше время голодают только там, где никто с голодом не борется, где правительство стран устраивает голод.
Добавлю только, что средства транспорта связали весь земной шар. В Южном полушарии осень — это весна Северного полушария. И вот мы в феврале-марте едим фрукты, созревающие в Новой Зеландии или в Аргентине. И круглый год можем есть бананы, выращенные в Африке, за 12 тысяч километров от места потребления.
Точно так же и холодильники почти уничтожили то, что ученые называют «сезонностью потребления пищи»: мясо мы можем есть и в самую страшную жару.
В наше время, говоря о богатстве и бедности, чаще всего поднимают вопрос о легковых машинах, об омарах на ужин и поездках на экзотические острова. То есть о том, что иметь приятно (по крайней мере, многие к этому стремятся), но что совершенно не обязательно.
Научный подход различает необходимость удовлетворения «первичных потребностей», то есть обеспеченности жильем, одеждой и пищей. О том, что такое «вторичные потребности» и как их отделить от первичных, можно спорить, но думаю — главное понятно.
Европейская норма обеспеченности жильем — по комнате на человека, плюс еще одна общая комната на семью. Минимальная обеспеченность, для бедняков: по комнате на человека, минус одна комната. Семья из четырех человек — в трех комнатах. У супружеской пары своя комната — и у каждого из двух детей по комнате.
Размер комнат здесь не так важен, как сам факт раздельной жизни — у каждого есть хоть какой-то, но свой угол. Надо быть сказочными богачами, чтобы установить такие нормы. Еще в 1900 году своей отдельной комнаты не было у 90 % населения даже богатых стран.
В традиционном крестьянском доме вообще не было разделения на комнаты. В помещениях от 20 кв. м (дом бедняка) до 50 кв. м. (дом богатея) жили человек по 30, причем из них — 2–4 супружеские пары разных поколений, старые деды и бабки, куча малолетних ребятишек.
Уже в 20 веке крестьяне стали ставить перегородки, разделять избу на комнаты или с самого начала планировали дом из нескольких комнат. Но и эти дома, построенные в конце 19 — начале 20 века, не поражают простором. Владимир Солоухин очень поэтично описывает свое детство и дом, в котором он вырос. Дом построен совершенно по европейским нормам: в два этажа, семь комнат. Но и жило в нем семь человек: папа, мама, дедушка, сын и три дочери[14].
В городском доме Суриковых в Красноярске — 11 комнат, а жило в нем от 20 до 22 человек.
Царедворцы Екатерины и Павла, разумеется, жили в отдельных комнатах своих роскошных дворцов. Но это ведь даже не 1 % народа, это 1 % всех дворян и 0.001 % всего населения России. Несколько сотен из нескольких десятков миллионов.
Дворяне тоже почти никогда не имели отдельной «комнаты на человека».
В барском доме Михайловского 9 комнат, в барском доме друзей Пушкина Осиповых в Три-горском — 8. А жило в каждом из этих домов по 10–15 человек. Барин, который обитал бы один в собственной комнате — это скорее исключение из правила, чем само правило.
Об удобствах молчу — мылись в бане, а туалет всегда располагался на улице, злополучная деревянная будочка.
В Европе джентльмен (2 % населения) мог иметь дом из нескольких и даже из многих комнат, вошло в моду каждому из супругов иметь собственную спальню. Трехэтажный дом Джона Рочестера — десятки комнат, в которых живет несколько человек[15]. Таковы же дома богачей в описаниях Диккенса[16].
Но и в Европе для 90 % населения отдельная комната оставалась недосягаемой мечтой — даже в середине 19 века. Не верите — читайте тех, кто описывал жизнь бедноты в Европе 19 века — в те самые годы, когда Джон Рочестер романтически повстречал Джен Эйр, упав с лошади.[17]
В 18 веке у императрицы Елизаветы было 15 000 платьев (великий историк В. О. Ключевский добавлял, правда: «И ни единой умной мысли в голове»). Но столько платьев в 18 веке было только у одной женщины в России — у императрицы. Стоит взять широкие слои даже очень богатых дворян — и мы увидим совершенно иное.