Гефсиманский сад

И повел любителей живописи к экспозиции картин другого художника.

НАВАЖДЕНИЕ

Он положил перед собой чистый лист, взял ручку, подумал немного и написал: «Был грустный осенний вечер. Луна смотрела сквозь фату холодного тумана. Ветра не было, но была сонная печаль в ветках озябшей ивы. Из мрака стылых вод озера на берег наползала тишина. Спеты колыбельные песни, рассказаны сказки...

След на влажном песке. Человек, оставивший его, никуда не спешит. Что ищет он в этом царстве осенней дремы?.. Вот он сел на камень, запустил руку в тело берега, вырвал из него ком глины. Помял в руках и вылепил человечка. Посадил перед собой на камень. Вытер руки о сапоги и вздохнул тяжко.

– Зотов, – обратился сам к себе, – дальше-то что? Может, петельку на шею?

– Врешь, – услышал голос.

Повернулся – рядом сидит старик в ватнике.

– А чего мне врать-то? – Зотов закурил. Усмехнулся старик.

Плеснуло у берега, дрогнула озерная гладь, и поток воспоминаний устремился в нутро Зотова. Разгорелась вода, соприкоснувшись с сердцем. А в воде Любушка плавает, супруженька.

– Обидно мне, понимаешь?

– Болтун! – хохотнул старик. Закашлялся, отгоняя дым. Отбросил носком ботинка кинутую Зотовым сигарету.

Устала девушка резвиться в теплой воде, вскарабкалась на сердце и повалилась ничком в трепещущую мякоть.

– Как подумаю, все внутри переворачивается. Душа стонет.

– Душу не трогай. Что ты о ней понимаешь? Мальчишка... Ты из футляра-то выйди, влезь в голубиные глаза, поднимись повыше да на свои переживания посмотри – это вообще, а в частности – самому себе правду сказать не можешь.

– Заткнулся бы ты, старик, а? Знать ничего не знаешь, а нос суешь! Про голубиные глаза... Что плетешь-то?

– Рот мне не затыкай... Не надо. Вспомни, как в командировке, с официанткой... Да еще друзьям рассказывал, с подробностями. До Любушки твоей дошло. Через людей. Легко ли ей было?

– Трепался от скуки.

– Я и говорю – трепло ты... А с табельщицей, Валентиной... А? – Старик хихикнул.

– С Валькой – было дело. Шутка. Поиграли – и горшок об горшок.

– Игра – это для тебя. – Старик вздохнул.

– Ты, дед, словно мужиком не был.

– Все мы до поры на чужих баб поглядываем. Девушка вцепилась в пульсирующую мякоть, как приросла, не выплеснулась с водой. Забурлило озеро и успокоилось. Только фыркает кто-то. Брызгает водой. Смахнул Зотов с лица холодные капельки. Темень. Старик отвернулся и что-то хворостиной на песке рисует.

– Как водичка? – спросил Зотов у вышедшего на берег мужчины.

Тот молчит. Смотрит на Зотова и ладонями плечи потирает.

Зотов прищурился, вглядываясь в лицо ночного купальщика, и узнал. Аж подскочил! Метнулся и не думая саданул мужчину кулаком в челюсть. Лежачего бить не стал.

– Вставай, приятель, – дрожит голос Зотова от возбуждения. – Поднимайся. – Нагнулся, повернул голову поверженного к луне и...

Хохочет старик.

– Прошибся малость? – спрашивает ехидно.

– Кто это?

– Опять притворяешься. Иль мужа Вальки-табельщицы не признал?

Мужчина встал на ноги, обхватил голову руками и пошел по берегу. Даже не оглянулся.

– Странный ты человек, Зотов. Невинного ударил и не извинился... А тот, которого считаешь любовником супруги, тоже не виноват.

– Призналась она, старик. Сама призналась.

– Накипело у женщины. Ты же никогда правду не говоришь: на рыбалку идешь – мол, товарищу надо помочь, в ресторан – во вторую смену попросили. А когда с Валентиной неделю у приятеля жил – командировка.

– Люба про Вальку знает?

– А какая тебе разница? Зачем это для твоей правды? Сам перед собой кривляешься – «петельку на шею»!.. Успокойся, не знает.

Зотов присел рядом со стариком. Достал сигарету. Прикурил только с третьей спички. Посветил перед лицом старика:

– На моего деда похож. Почти копия. Я его, правда, живым не видел. Только фотокарточку. На фронте он, в сорок втором. Хороший, говорят, мужик был. – Зотов бросил спичку и подул на обожженные пальцы. – Пантелеймоном звали... А ты на каком фронте воевал?.. Дед? – Зотов привстал, озираясь, глянул в спину удаляющемуся старику и...»

В этот момент ручка выпала из его рук, покатилась по столу. Он поразминал пальцы... Что такое?.. С кончика пера по столу бежали буковки – одна за другой, как цепочка.

Его прошиб пот: начало цепочки уже на чистом листе бумаги, звенья-буковки стали рассыпаться... Да и не буковки это, нет, а махонькие человечки в разноцветных рубашках. Их становилось все больше, больше...

Надев очки, он приблизил лицо к столу. Человечки не обращали на него внимания. Они перебегали с места на место, подталкивали друг друга, что-то кричали, жестикулируя.

Он схватил ручку, кинул ее на пол и стал топтать каблуком. И человечки замерли... Он вдруг увидел скривившееся в саркастическом смехе лицо, составленное, как мозаика, из человечков. Красивое лицо, несмотря на оскал. Конечно, он узнал... И вспомнил женщину. Собственно говоря, он и не забывал ее. А если этот диковинный портрет увидит жена? Она, кстати, скоро вернется с работы.