Читаем Геенна огненная полностью

Комната была довольно просторной, каменные стены упирались в сводчатый потолок. Свет проникал в нее через полукруглое окошко, почти прилепившееся к потолку. Скверный ковер покрывал большую часть аккуратного квадрата пола. Комната была обставлена весьма скромно: круглый обеденный стол, старинные кресла, обитые знаменитым темно-синим утрехтским бархатом, небольшой буфет, на котором громоздились кувшинчики, блюда и прочая фаянсовая посуда, изготовленная в Бретани. Напротив отполированного орехового буфета стоял книжный шкаф черного дерева, в котором хранилось не более пятидесяти книг.

— Вас интересуют мои книги? — спросил Карекс, проследив за взглядом Дюрталя. — О, месье, вы можете посмотреть, но не будьте слишком строги ко мне, здесь только то, что относится к моему ремеслу.

Дюрталь подошел к книжным полкам. Библиотека состояла из трудов, посвященных колоколам.

На небольшой старинной пергаментной книге он разобрал надпись, сделанную от руки рыжими чернилами: Жером Магиусс «О колокольчиках» (1664). Далее следовали «Собрание занимательных и полезных сведений о церковных колоколах» Дома Реми Карре, какой-то анонимный труд, «Трактат о колоколах» Жана-Батиста Тьера, кюре Шампрона и Вибрайа, увесистый том какого-то архитектора по имени де Блавиньяк, издание поскромнее, озаглавленное «Очерк символики колоколов», священника одного из приходов в Пуатье, «Заметки» аббата Барро, целая серия брошюр, обернутых в серую бумагу, без переплетов и титульных листов.

— Все это пустячное собрание, — вздохнул Карекс. — В нем не хватает лучших исследований: «Комментарий о колоколах» Анжело Рокки и «О колокольчике» Персикеллиуса. Но это раритеты, и к тому же они баснословно дороги.

Дюрталь бегло осмотрел другие книги. По большей части это была религиозная литература: библия на латинском и французском языках, Подражание Иисусу Христу, история и теория религиозной символики аббата Обера, энциклопедия еретических учений Плюке, жития святых.

— Да, у меня совсем нет в доме беллетристики, но де Герми снабжает меня книгами, которые, по его мнению, заслуживают внимания.

— Ты заговорил нашего гостя, — упрекнула Карекса жена. — Дай же ему наконец сесть.

Она протянула Дюрталю наполненный до краев бокал, и он пригубил отменного сидра, душистого и искристого.

Он рассыпался в комплиментах по поводу вкуса напитка, и хозяйка пояснила, что сидр прислан им родственниками из Бретани, из Ландевенека, где он и изготовляется и откуда родом она сама.

Дюрталь вспомнил, что когда-то провел целый день в этой деревне, чем очень обрадовал хозяйку.

— Так мы давние знакомые, — заключила она, пожимая ему руку.

Труба от печи прочерчивала в воздухе зигзаг и устремлялась к квадрату из жести, вставленному вместо одного из стекол в оконную раму. Дюрталь, разнеженный теплом, поддался расслабляющей атмосфере, которую создавали Карекс и его славная жена, обладавшая таким открытым, хотя и несколько простоватым лицом, прямо смотревшая на собеседника жалостливыми глазами, и, отрешившись от всего, мысленно пустился в странствия. Разглядывая комнату и ее обитателей, он думал: «Вот если бы можно было устроить здесь, над крышами Парижа, гавань покоя! Тихую одинокую жизнь среди облаков! Затворившись на долгие годы, я бы работал над книгой. Какое немыслимое счастье — отстраниться от времени и листать старинные книги, устроившись в ярком круге света, не обращая внимания на приливы и отливы человеческой глупости, разбивающейся о подножие башни!»

Он поймал себя на том, что улыбается наивности своей мечты.

— Впрочем, здесь и так хорошо, — проговорил он, словно подводя итог своим размышлениям.

— О, не так уж и хорошо, — откликнулась хозяйка. — Правда, места много, у нас две спальни, почти такие же просторные, как эта комната, и несколько чуланов. Но все это расположено не самым удачным образом, а кроме того, здесь очень холодно. И нет кухни, — она махнула рукой в сторону лестничной площадки, где была установлена плита. — Я старею, и мне уже трудно подниматься по лестнице, перетаскивая на себе запасы провизии.

— Никакими усилиями невозможно вбить гвоздь в эти стены, — подхватил Карекс. — Камень сопротивляется, гнет их, и они отскакивают. Но я уже привык к этому жилью, а вот она мечтает провести последние годы жизни в Ландевенеке!

Де Герми поднялся. Они попрощались с хозяевами, и Карекс заставил Дюрталя пообещать, что вскоре навестит их еще раз.

— Какие замечательные люди! — воскликнул Дюрталь, когда они очутились на площади.

— Карекс незаменимый консультант, он прямо-таки кладезь премудрости.

— Но скажи мне, как же, черт побери, получилось, что столь образованный человек, отнюдь не из последних, занят такой черной работой?

Перейти на страницу:

Все книги серии Дюрталь

Без дна
Без дна

Новый, тщательно прокомментированный и свободный от досадных ошибок предыдущих изданий перевод знаменитого произведения французского писателя Ж. К. Гюисманса (1848–1907). «Без дна» (1891), первая, посвященная сатанизму часть известной трилогии, относится к «декадентскому» периоду в творчестве автора и является, по сути, романом в романе: с одной стороны, это едва ли не единственное в художественной литературе жизнеописание Жиля де Рэ, легендарного сподвижника Жанны д'Арк, после мученической смерти Орлеанской Девы предавшегося служению дьяволу, с другой — история некоего парижского литератора, который, разочаровавшись в пресловутых духовных ценностях европейской цивилизации конца XIX в., обращается к Средневековью и с горечью осознает, какая непреодолимая бездна разделяет эту сложную, противоречивую и тем не менее устремленную к небу эпоху и современный, лишенный каких-либо взлетов и падений, безнадежно «плоский» десакрализированный мир, разъедаемый язвой материализма, с его убогой плебейской верой в технический прогресс и «гуманистические идеалы»…

Аnna Starmoon , Жорис-Карл Гюисманс

Проза / Классическая проза / Саморазвитие / личностный рост / Образование и наука
На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Сказки народов мира / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза

Похожие книги