Где-то там, далеко-далеко, есть Земля... (СИ)

"Сообщить наверх или самому с экипажем побеседовать? - прикинул в уме Борис Иванович, садясь в "Волгу". - Нет, беседовать определенно не нужно. Лишние знающие нам просто ни к чему. Наверху узнают сегодня же, это и так ясно. Можно даже... - усмехнулся он собственному вольномыслию, - можно даже де факто доложить. Так, мол, и так, Юрий Владимирович[6], от многих знаний головы тяжелые, вот и перевесили..."

Глава 2

2000 год, планета Земля, Россия, Подмосковье

Однажды в далёком-далёком детстве, когда и трава была зеленее, и небо голубее, и Советский Союз ещё не развалился, Андрей уже твердо для себя решил: "Стану космонавтом". Бабушка от такого заявления схватилась за сердце, а мама расплакалась, стала кричать и приводить примеры - один страшнее другого. И бьются космонавты, и в атмосфере сгорают, а если и возвращаются на Землю невредимые, то вскоре начинают болеть. Кто его знает, этот космос? Что там плавает, какое там хитрое излучение?..

И бесполезно было объяснять: не плачьте, мама и бабушка, когда я вырасту, мы уже и коммунистами планету заселим, и с иными разумами контакт установим, и все у нас будет хорошо! Ну, кроме космических пиратов... Так в книжках умнейшие люди пишут. Не станут же они врать?..

Конечно, нет! Но если для исполнения своей мечты надо прекратить даже говорить о космических полетах... Не такая уж и большая это жертва, да?

В девяностые все мечты рухнули вместе с курсом рубля. Андрей окончил школу в девяносто втором, отслужил в стройбате, не заметив, как пролетели два года, и вернулся на гражданку, к несчастной матери. Та всё тряслась, что сына отправят в горячую точку, но нет - миновало.

В авиастроительный Андрей поступил просто так, уже расставшись со всеми детскими мечтами, и о космосе даже не вспоминал. Просто - так было лучше. Одна мысль о том, чтобы начать торговать, вызывала лишь позывы к тошноте. Лучше быть инженером! Голодным - да. Никому не нужным в этой выгнившей от мала до велика стране - да. Но - полезным. Совесть не позволила продаться так, как продавались один за другим все вокруг...

Поступил, и потянулись бесконечные, полуголодные, выматывающие студенческие будни. Иногда хотелось бросить всё и уйти в отрыв, иногда - выкопать на огороде невесть чей ТТ и показать паре мудаков, с кем можно быковать, а с кем - не стоит... Да уж, чего только не случалось с Андреем, пока на дворе бушевали девяностые и митинги.

А через несколько лет оказалось: не прогадал...

***

Где-то в космосе, оценка времени бессмысленна

В первую очередь программа разморозки сработала в камерах, где должны были "спать" Лёха и Ленка. Оттаивали они медленно, больше суток; в вены им небольшими дозами впрыскивалось специально разработанное лекарство. Особое покрытие внутренних стенок капсул через 12 часов после запуска программы начало медленно вибрировать, постепенно наращивая темп, чтобы мышцы проснувшихся людей не походили на волокнистое тряпьё и были способны сокращаться хотя бы по минимуму. Восстанавливать форму заново космонавтам предстояло в ближайшие полгода - вплоть до прибытия на новую планету.

Климов очнулся в тесном тёмном и жутко трясущемся ящике. Долго не мог понять, ни что происходит, ни где он находится, ни кто он, ни жив ли вообще. Тело содрогалось в ознобе, дышалось с трудом, пальцы еле шевелились, он ощущал себя разбитым горшком, кое-как обмотанным изолентой.

"Блин, да чтоб я ещё раз пил с Денисовым! - Это было первое, что он подумал. - Ничего не помню. Совсем ничего. Кто такой этот Денисов вообще?"

Попробовал пошевелить рукой. Та кое-как, но слушалась. Тогда стал ощупывать окружающее пространство, которого оказалось не так уж и много. "Докатился, Климов. Допился. Сунули в гроб и забыли. Или в ящик дивана... не понятно". На ощупь действительно не понятно: что-то твердо-упругое, ребристое, где-то в пупырышках, где-то даже на свободном ходу. Климов, как сумел, замахнулся, наугад шарахнул кулаком по левой стенке; та отозвалась пластиковым звоном, как дверца холодильника.

- Холодильника... Да я же!.. - Неожиданная ассоциация вытянула из памяти ворох информации. - Да я же в чертовом холодильнике!

Непослушными пальцами Лёха, уже полностью уверенный в том, что ищет, нашарил клапаны, кое-как нажал - и вывалился в гулкую, гудящую тишину пустого корабля.

Узкий пенал, вмещавший в себя шесть встроенных в стену криокамер[6], освещался только бледной, больнично-синей подсветкой - по лампе на каждую камеру.

- Так... Так... Спокойно, Климов. Вспоминай. Разморозку программа запустит сама, а тебе только проследить за... Ленка!

- Лё-о-оха? - чуть погодя отозвался приглушенный дверцей голос подруги. - Лёха, это правда ты? Вытащи меня отсюда, а?

По звуку определил, из-за какой дверцы раздаётся голос, Климов отжал клапаны, опустил дверцу, выпуская наружу волну холодного воздуха и перепуганную девушку.

- Я уж было испугался, что останусь тут один, - слабо пошутил он.

- Дурак ты, Климов, - расхохоталась Ленка и попыталась стиснуть друга в объятиях. - Но как же я тебе рада! Как же рада... Думала, навсегда в этом резиновом гробу останусь.