Где-то на Северном Донце

«И грянул бой, Полтавский бой!» — смешливо декламирует про себя Савушкин: ему забавна и мила напористость Чалова. — А ведь в самом деле, хватит сидеть. Дело сделано. Сижу тут, как кокетка перед зеркалом, любуюсь собой, своей проницательностью… Это уже тщеславие!»

Зуммерит телефон. Дежурный с контрольно-пропускного пункта испуганно докладывает:

— Товарищ майор! На территорию базы только что проследовали командующий фронтом и полковник Тагильцев.

«Вот те и грянул бой!» — Савушкин хватается за колючий подбородок. Поздно. Зря не послушался Чалова. Но кто мог знать, что нагрянет вдруг столь высокое начальство… К чему бы такой внезапный визит?

— Так как же, товарищ майор?

— Красноармеец Чалов! — В голосе Савушкина уже нет прежнего сыновнего добродушия. — Вы свободны. Можете идти!

Чалову ничего объяснять не требуется. Он по голосу майора безошибочно узнает, когда приходит конец его ординарским привилегиям и он превращается в обыкновенного бойца. Майор никогда не говорит без нужды таким тоном. Сказал, — значит, так надо.

— Есть идти! — Четкий поворот на кривых ногах, три шикарных строевых шага к двери — и Чалова уже нет.

В это же время за окном слышится шум моторов. Савушкин выскакивает из-за стола, прячет в сейф карту, хватает с гвоздя шапку. Опаздывает. Распахивается дверь, входят Николаев и Тагильцев.

— Ладно, обойдемся без доклада, — приветливо отмахивается командующий и крепко жмет Савушкину руку. — Здравствуйте, майор. Ну, хвалитесь своими новостями. Мы ведь к вам прямо с передовой. Все дела бросили…

Савушкину приходится снова снять шапку и возвратиться к сейфу.

— Быстрей, быстрей, майор! — весело торопит генерал. — Невтерпеж. — И шутливо роняет в сторону Тагильцева. — Особенно полковнику. Он ведь на вас и ваших слухачей, можно сказать, жизнь свою поставил. Пан или пропал! Так или не так?

— Как угодно… — Тагильцев не сердится. Его длинное худое лицо приветливее обычного.

И вот карта на столе. Командующий и начальник разведуправления склоняются над ней. Савушкин уже не существует для них. Исчез. Майор остро чувствует это, но не огорчается. Как раз наоборот — с некоторой долей самодовольства наблюдает за генералам и полковником. Те — сама отрешенность. Для них сейчас не существует ничего на свете, кроме нанесенных им, Савушкиным, условных обозначений.

Рука Николаева медленно ползет по карте, он трет кулаком широкий лоб, шумно дышит и недовольно морщится, когда полковник указывает карандашом на те или иные отметки. Карандаш мешает ему. Он думает о своем, известном только ему, командующему фронтом, и давно переволновавшийся, перегоревший Савушкин как-то незаметно для себя снова подается к столу, заражается его отрешенностью. Сейчас, может быть, решается не менее важное. Совсем не исключено, что именно сейчас в мыслях Николаева рождаются контуры будущей контроперации. Вон там, по тем направлениям, где прополз короткий палец генерала, возможно, уже завтра штабные работники нанесут охватывающие противника красные стрелы.

— Хорошо! Чисто сработано! — неожиданно выпрямляется Николаев. — Убедительно. Молодцы перехватчики. С точки зрения противника, самое подходящее место для нового района сосредоточения. Все как полагается. В немецком духе. Тут ошибки нет.

— В этих лесах весной базировались наши резервные соединения. Полевых сооружений более чем достаточно, — напоминает Тагильцев.

— Вот в них-то они и разместились! — усмехается генерал. — Как говорится, без особых капитальных затрат. Дешево и сердито!

— Мне кажется, немцы не представляют масштабов опасности. У них, возможно, появились какие-то подозрения, но в целом… — осторожно замечает Савушкин.

Николаев с живостью поворачивается к майору:

— Почему вы так считаете?

Савушкин коротко рассказывает о симплексной связи, о всем, что передумал, находясь в левом секторе. По мере того как он разъясняет, командующий фронтом глядит на него с возрастающим любопытством и уважением.

— А ведь резонно! — соглашается Тагильцев, когда майор кончает говорить.

— М-да… — неопределенно произносит Николаев. — Поживем — увидим, так или не так… Но наблюдение интересное. И выводы тоже. — И уже требовательно Тагильцеву: — Вы обязаны подтвердить нам сию версию, полковник. Официально и убедительно. Тут просчета быть не может.

— Понимаю. Я информировал вас…

— Нам этого мало. Давайте свежие подтверждения. В любой момент все может измениться.

— Понимаю. — Бледное лицо Тагильцева розовеет, сползаются к переносице реденькие брови — не любит, когда напоминают об очевидных вещах.

— Знаю, что понимаете, — мягче говорит командующий и снова поворачивается к Савушкину: — Ну, и кто у вас отличился в последней операции? — Он кивает на карту.

— Многие.

— Но кто-то играл главную роль?

— Разумеется.

— Я бы хотел с ними познакомиться.

— Они уже сменились с вахты. Отдыхают.

— Жаль.

— Но их можно вызвать. Это не займет много времени.

— Отлично. Подожду. Командуйте, майор.

Савушкин берет телефонную трубку и отдает распоряжение дежурному по штабу батальона.

* * *