Где-то на Северном Донце

Война есть война. Части, соединения и даже целые армии противостоящих сторон беспрерывно маневрировали, перемещались с участка на участок, а то и с фронта на фронт — и ничего удивительного в том для Савушкина не было. Если для обычного фронтового офицера война ежечасно представала своим обнаженным лицом — с жертвами, обильной кровью, окопными тяготами и постоянным риском быть вычеркнутым из жизни, то с Савушкиным война говорила языком радиограмм, хитроумных, часто меняющихся шифров, перемещениями радиоголосов, их молчанием или их фальшивыми вздохами. И если для непосвященного трельчатая дробь морзянки была обыкновенным писком, то для Савушкина она была то врагом, то другом, то предвестником радости, то предвестником беды.

Вовремя расшифрованный вражеский код спасал тысячи жизней, вовремя услышанный голос радиостанции вновь появившегося крупного немецкого соединения (а то и нескольких сразу) предупреждал о надвигающейся опасности, а тишина в эфире говорила еще о большем — о зловещем. Радиоразведчики всего более не любят тишины, ибо тишину не расшифруешь языком математики, для кого-то из противников она всегда несет элемент неожиданности…

Савушкин не стрелял, не подымал бойцов в атаку, не водил за собой колонны танков, не командовал артиллерийскими батареями — он воевал в другой сфере. Он предостерегал от неожиданностей, значит, спасал жизни многих из тех, кто стрелял, подымал бойцов в атаку, водил в бой танки…

Безбрежная пустая высь над истерзанной взрывами землей тоже была ареной войны. Войны невидимой, но столь же бескомпромиссной. Физическое противоборство здесь заменили борьба умов, нервов, соревнование в гибкости фантазии и еще многое другое… Каждая победа здесь оборачивалась освобожденными городами, не отданными врагу позициями, каждое поражение — отступлениями, гибелью десятков тысяч тех, кто шагал по истерзанной взрывами родной земле. И Савушкин находился не на последних рубежах в этой войне. Он не хитрил, не соревновался в гибкости фантазии — то был удел других. У Савушкина была более прозаическая солдатская работа, Он был обязан разгадывать хитрости и уловки фашистов.

А хитрить немцы умели. Периодическая смена шифров, длины волн и позывных радиостанций — это для немцев закон. Такая же обязательная процедура, как обед или ужин. Тут от радиоперехватчиков особой мудрости не требуется. Были бы аккуратность и внимательность. Правда, здорово прибавится работы дешифровщикам и офицерам, ведущим регистрацию вражеских пунктов связи, но это уже дело обычное. Каждый воюет своим оружием, каждого война оделяет своими тягостями: кому студит тело в мокром окопе, кому сушит мозги и нервы.

Хуже, когда вдруг начнется такая чехарда, что сам господь бог с ума спятит. В полосе какой-нибудь группы армий вдруг все радиостанции разом сменят позывные, длину волн, перейдут на новые коды, другими тембрами заговорят ранее знакомые голоса радиопередатчиков, немецкие радисты, к «почеркам» которых перехватчики давно привыкли, переместятся со станции на станцию. В общем, бедлам. Что-то вроде капитального ремонта в старом доме. Но суть в общих чертах ясна — происходит перегруппировка войск в полосе этой группы армий. А потому многое понятно. Противнику важно, чтобы не было известно, какое соединение куда перемещено, но для радиоперехватчиков и это только вопрос времени.

Сквернее, когда радиостанции работают, ведут нормальный радиообмен, а дивизии, которым они принадлежали, уже разгружаются из вагонов за сотни километров, на другом фронте. Радисты-перехватчики записывают радиограммы, шифровальщики расшифровывают, дежурные офицеры регистрируют, докладывают о содержании куда положено. Внешне вроде бы все в порядке, а гроза приближается… Ее надо предугадать, надо осознать, адо предупредить… А как?

Ошибешься, не дашь сигнал тревоги, поверишь этому внешнему благополучию — и разразится нежданная буря на каком-то участке огромного театра военных действий. Расплатятся тысячами жизней застигнутые врасплох соотечественники за то, что кто-то оказался недостаточно проницательным, доверился липовым фашистским шифровкам.

Нет, емкое содержание имела для Савушкина трельчатая дробь морзянки, невидимо заполнявшая эфир. Многое в ней было, а главное — за каждой точкой и тире таилась угроза человеческим жизням.

* * *

Но сейчас майору было не до общих размышлений. Человек практического ума, он думал о полученном приказе, вспоминал отдельные детали только что закончившегося разговора, сравнивал, анализировал, стараясь создать для себя цельную картину обстановки. И чем дольше думал, тем прочнее росло убеждение: большие события на фронте не за горами.

3 ноября, когда майор приезжал к Тагильцеву с докладом об исчезновении немецких радиостанций, в штабе фронта происходило какое-то чрезвычайно важное совещание. Давно Савушкину не приходилось видеть в одном месте столько высших военачальников, сколько увидал в тот раз. Были тут командиры дивизий, корпусов, командующие армиями.