Где-то на Северном Донце

Старый полигон оказался в районе важных новостроек, и командование округа еще весной подыскало площадку для строительства нового. Туда срочно выехали саперное подразделение, а также многие офицеры из штаба соединения. Летом поочередно выезжали помогать строителям и другие части. Пришлось поработать там и Петру Малышкину с Перехватовым. Теперь строительство полигона завершалось, но это обстоятельство не могло уменьшить их сочувствия к остававшимся там постоянно саперам. Глушь. На десять верст ни одной деревни, ни одной живой души. Летом в свободное время можно было усладиться малиной, развлечься сбором грибов, а теперь, в этакую слякотную пору… Не сладко ребятам в отсыревших палатках.

5

Мальчишка появился перед радиатором внезапно. Он тугим цветастым шариком вдруг выкатился откуда-то с обочины прямо на середину дороги и по-взрослому властно поднял ручонку.

— Эх ты!.. — вытаращив цыгановатые глаза, ахнул Шубин, всем телом навалившись на педаль тормоза.

Малышкин рванул на себя ручник. Машина проползла с полметра по вязкой глине и замерла, уткнувшись в рытвину.

— Я те сейчас, постреленок! Жить надоело?! — выскочил на дорогу Эдька.

Но мальчуган, не обращая внимания на рассвирепевшего верзилу-шофера, замахал ручонками куда-то в сторону лесной чащи, звонко, счастливо закричал:

— Мама! Они остановились! Мама!

Малышкин тоже распахнул дверку, выглянул. Только теперь разглядел промокших путников: мужчину с задранной штаниной, присевшего на пень возле разлапистой ели, и женщину с грудным ребенком, топтавшуюся рядом. Понял сразу: что-то тут стряслось. Накинув ремень сумки на плечо, выскочил из машины.

Следом за ним, закинув за спину автомат, вывалился Перехватов.

— Вы что же парнишку на дорогу отпускаете! — орал Эдька, перепрыгивая лужи. — Вам что, дитя своего не жалко, а? Да за такое дело вас… — И осекся, заледенев рядом с женщиной.

Малышкин с Перехватовым тоже подбежали к ним. Обнаженная нога мужчины была окровавлена, вдоль наружной стороны икры сочилась длинная рваная рана.

— М-м… — промычал Шубин, что-то соображая. — Ага! Сейчас поможем. У меня аптечка с собой. — И опрометью бросился к глухо урчащему «газику».

— Как же это вас угораздило? — спросил Перехватов.

— Да вон об эту дрянь зацепился, — кивнул мужчина на моток ржавой колючей проволоки, валявшийся около придорожной тропы.

— Смотреть надо было.

— Недоглядел… — Мужчина виновато улыбнулся. — Ребенка нес. Не видно было под ногами. А как зацепился, стал падать, — другой ногой уперся, чтобы младенца не зашибить, — хрястнуло там что-то… Сейчас встать не могу.

— Ого! — ахнул Перехватов. — И вторая тоже! Надо посмотреть. Вдруг перелом… — И беспомощно оглянулся на Малышкина. — Это уже по твоей части. Ты ведь у нас первым в роте по первой помощи…

— Все одно к одному! — сиплым, простуженным голосом тоскливо произнесла женщина. — Автобус рейсовый не пришел — где-то трактором мост разворотили. Дождь пошел. Теперь еще чище… Два часа здесь сидим. Три машины прошло — ни одна не остановилась.

Она была молода и, очевидно, красива, но холод и дождь сгорбили ее, обострили черты, покрыли зяблой синевой губы и скулы. Лицо женщины было мокрым не то от слез, не то от секучей дождевой мороси, и Малышкин внутренне остро пожалел молодую мать, догадавшись, что она наверняка промокла насквозь, так как укутала своей плащ-накидкой ребенка.

Прибежал Шубин и стал прижигать рану йодом. От резкой, жгучей боли круглое, курносое лицо мужчины сморщилось, толстые, добряцкие губы искривились, казалось, он вот-вот заплачет. Но мужчина не расплакался, не издал и звука. Он упрямо смотрел на тусклое небо и терпеливо молчал, пока Шубин дезинфицировал, а Малышкин перевязывал рану. Тем временем, не знавший, чем помочь, Перехватов растерянно кружил вокруг пня и бестолково напоминал:

— Вторую ногу надо посмотреть, братцы. Вторую… Может, там перелом, братцы…

Во время перевязки тяжелая сумка то и дело сползала с бедра и била по рукам. Малышкин сердито откидывал ее за спину, но она снова сползала вниз, опять била по рукам, а потом тыкалась в мокрую землю. В конце концов это надоело Малышкину, он пошел к машине, положил сумку на переднее сидение и, оставив дверку открытой, вернулся к пострадавшему.

— Вторую. Вторую ногу, братцы, — бубнил Перехватов. Он с детства не терпел крови и при виде ее сразу терял обычную веселость.

Пока стягивали ботинок и носок с другой ноги, пострадавший глухо мычал, ухватившись обеими руками за пень. Малышкин хотел прикрикнуть на него, но сдержался. И правильно сделал. Когда загнули штанину, открылась распухшая, багрово-синяя щиколотка, от одного вида которой даже Малышкину стало больно.

— Перелом, да? — спросил Перехватов.

Все смотрели на Малышкина, как на единственное авторитетное лицо в этой случайной дорожной компании. Но тот сам ничего толком не понимал, кроме одного: ступать на эту ногу мужчине никак нельзя. Потому он скомандовал Перехватову:

— А ну, поищи на дороге пару маленьких дощечек. Шину сделаем.