Где-то я это все… когда-то видел

Несмотря на критическую потерю крови, она осталась жива. К месту трагедии вовремя подоспели те самые два инструктора, которые готовили трассу соревнований. Теперь Галина лежит в палате интенсивной терапии и находится в коме. На счастье нашего инструктора, а по совместительству — вражеского агента неведомых пока нам структур — медики туристического турнира оказались на высоте. Стоит ли говорить, что, не смотря на вечер субботы, празднично-пикниковое настроение и особый статус в лагере, два врача и медбрат в медицинской палатке даже и не думали о спиртном? Даже о пиве! Они оказались абсолютно трезвы, компетентны и во всеоружии.

Вот такое «неправильное» время! «Проклятое советское» прошлое. Будем сравнивать? Я тоже думаю, что не стоит…

Спасти-то ее, конечно, спасли, но в сознание Галина Анатольевна не приходила. Подозревали необратимую патологию мозга от кислородного дефицита.

Плёнка из чудесного «яблочка» оказалась засвеченной.

В пылу моей неравной схватки с убийцей кассета выскочила у меня из кармана штормовки и была раздавлена одним из прибежавших на шум инструкторов. Над ней, разумеется, основательно поколдовали кудесники из спецлаборатории, но добились немногого. Смутные изображения каких-то корабельных узлов, фотографии нечитаемых листов технической документации и пара размытых пейзажей живописных скал, очень похожих на обрывы Херсонеса. По крайней мере, на любительскую съемку зеваки-туриста могли претендовать только два последних снимка. Все остальное давало повод предполагать злонамеренный характер этого послания.

— Написал, герой? — в палату бесшумно входит Сан-Саныч, даже и не озаботившись о наличии белого халата, как это заведено в приличных больницах.

Ну, да… теперь я пишу. Ведь я не разговариваю. Что-то повреждено в гортани, и вместо человеческих звуков у меня получается только писк придушенного тушканчика. Одно радует — обещали, что это ненадолго.

Послушно киваю головой и протягиваю ему листок бумаги.

— Маловато…

«…будет», — очень хочется добавить мне, но получается коротенький свист.

— Что? — задумчиво переспрашивает мой мучитель, пробегая глазами по исписанной ученическими каракулями бумажке, и тут же изволят пошутить, — Не надо так кричать, медперсонал сбежится.

«Очень смешно, — мрачно думаю я, — Как красиво, издеваться над маленькими!».

— Так. Ага. А почему не написал, как Чистый понял, что ты полезешь на гору?

Я засовываю указательный палец себе в нос, кручу и потом демонстрирую его Козету. Он уже знаком с этим моим жестом. Таким образом, я напоминаю своему старшему коллеге его собственные слова о том, что доклад должен быть без домыслов, предположений, соплей и эмоций.

Сан-Саныч слегка морщится.

— При чем здесь домыслы? Свидетели говорят, что Щербицкая собиралась тебя искать на утесе и говорила об этом у костра дикарей. Чистый мог это услышать. Так?

Обреченно киваю.

— Пиши! — он припечатывает листок на столе у меня перед носом. — Чуковский!

Я тянусь к носу.

— А не надо писать, «мог» или «не мог» услышать, — правильно меня понимает Сан-Саныч, — Пиши, что говорила Галина, кто находился рядом и на каком расстоянии. И кто чего делал после ее слов. И это не домыслы с соплями, а факты. Нет?

Ну что тут скажешь?

Киваю и тянусь за ручкой.

— А иностранцев в соседнем павильоне сможешь описать?

Я с удивлением поднимаю глаза на Козета. Хочется покрутить пальцем у виска, но это будет грубовато. Хамства мой инструктор не заслужил, сопливого пальца более чем достаточно.

— Что ты смотришь? Вспоминай. А как ты думал?

Встаю со стула и показываю ладонью уровень моего сектора обзора иностранных туристов. Где-то в районе своего пупка.

— Вот до этого места и описывай. Во что были одеты, объем, обхват, обжим. Ты, надеюсь, хоть кого-нибудь успел обжать?

Энергично киваю, делая вид, что обрадовался своевременному напоминанию. Потом правой рукой делаю выразительный жест. Так делают грузины, когда восклицают: «Вах!».

— Грузина мы проверили. Грузин чистый. Гиорги Руруниевич Додиани, двадцать второго года рождения, заслуженный виноградарь. Отдыхает по путевке в Мисхоре. За ним… Не важно.

Показываю целую мини-пантомиму, среди которых тыканье пальцем в живот, раскрытая ладонь перед глазами, которую я, якобы, читаю, и целая серия эмоциональных жестов, мол, чего тормозите-то?

— Самый умный, что ли? Проверяем по списку, не боись. А ты уверен, что агент среди иностранцев? А может он со стороны к их группе приклеился? Или к другой какой экскурсии. Вариантов море. Так что, сиди, вспоминай и пиши…

Сан-Саныч разворачивается и шагает в сторону выхода из палаты.

Оборачивается в дверях.

— И не шуми тут. Не надо…

Глава 22

Находиться взрослому человеку в теле ребенка — нелегкий труд.

Во-первых, все время приходится смотреть на мир снизу вверх. Вот, не хватает высоты, хоть ты тресни! Юрась с Родионом, сопляки лет по десять-одиннадцать, для меня — суровые богатыри. А взрослая часть всего населения планеты — просто цивилизация гигантов.

Зато прекрасно виден грунт.