Где-то гремит война

— Бывает, — коротко отозвался Прохор, отодвигаясь в сторону, чтобы дать Ильке место поставить еще булькающий чайник. Из отверстия чайника торчали ветки смородинника. Прохор потянул носом и от удовольствия потер руки.

Он пил чай и неторопливо, с обстоятельностью рассказывал новости. В городе на самом краю построен мелькомбинат, и теперь там проезда нет, а пшеница прямо из барж высасывается воздухом; в поселок провели электрическую линию, но пока что народ керосиновые лампы держит на всякий случай: есть слухи, что какие-то германские фашисты или рецидивисты начали без всяких оглядок заедаться и рабочий люд пачками в тюрьмы швыряют; жену свою начальник сплавконторы увез в город и поместил не то в диспансер, не то к знакомой; в столовке сейчас кормят уже на два блюда и даже иной раз кисель дают; хлеб стали выпекать кирпичами, и баб от этого дела устранили, поскольку равноправие; бабы, которые без понимания текущего момента, ревут: мол, полное уничтожение женской личности начинается.

Напившись чаю, Прохор с сыном отчалили и, мерно перебрасывая шесты, ушли вверх по реке. Бригадир отодвинул в сторону хлеб, сахар и стал читать письмо вслух.

Мужики крякали, ругались, говорили, что не худо бы к Ознобихе самому начальнику приехать, небось скоро бы пуп сорвал. Конец письма Трифон Летяга сначала не хотел оглашать, но подумал и не без удовольствия прочел.

Сплавщики оживились и заявили, что с него полагается самое малое ведро водки.

— О водке потом, сейчас давайте о деле.

Сплавщики надолго умолкли. Бригадир не торопил, не мешал думать. Первым заговорил Исусик. Пробивая кулаком слои дыма перед собой, он изрек:

— Значит, так. Согласья нашего нет надсажаться здесь. Надо писать письмо начальнику и просить помощи. (В глубине души Исусик таил надежду, что с письмом пошлют его в сплавную контору и он передохнет несколько дней дома, а тем временем мужики, глядишь, и оседлают Ознобиху.)

Трифон Летяга обвел взглядом хмуро насупившихся сплавщиков.

— Вы что скажете?

— Чепуху порол! Скажи, нет? — обратился к Исусику Дерикруп.

Исусик не удостоил его ответом.

— Конечно, чепуху, — поддержал Дерикрупа Сковородник, прикуривая от папироски братана Азария. — С письмом дён пять надо идти по горам, да столько же пройдут люди из Усть-Мары, если их сымут с гавани. Больше-то взять негде. Начальник не шутейно ведь просил самих нас…

— Чего мне твой начальник! — вспылил Исусик. — Он руки в брюки расхаживает. А мы грыжу наживаем. Игрушкино дело такой заторище разобрать. Где сила?

— Не первый год молюем, — пробасил от окна Азарий. — Разбирали всякие заторы, и этот надо сковырнуть.

— А как? Как? — подскочил к нему Исусик.

— Это другое дело — как, — вмешался в разговор Трифон Летяга. — Об этом и думать надо.

— Ну и думай, если у тебя голова большая, — огрызнулся Исусик. — В партейные затесался, рад стараться.

Трифон Летяга побледнел, приподнялся из-за стола.

— Ты потише на поворотах, понял?! — рявкнул он. — Меня приняли в кандидаты, понял? И ты не цапай это, божья тварь.

Гаврила молчком взял Исусика за ворот, подтащил к двери и дал ему в зад коленкой.

— Успокойся, Трифон, нашел с кем связываться! — сказал дядя Роман.

Бригадир опустился на скамью, отнял у Сковородника окурок и жадно затянулся.

— Я найду на вас управу! Я до Москвы доберусь! — бесновался за дверями Исусик.

— Вот ведь холера дремучая! — покачал головой дядя Роман.

Братан Гаврила открыл дверь и коротко бросил:

— Уймись! Не то я тебя угомоню!

Исусик притих.

Илька убрал со стола кружки, хлеб, сахар и, смахнув тряпкой крошки, присел возле печки, в сторонке. Сплавщики долго молчали. Первым поднялся Сковородник и, отыскивая глазами фуражку, буднично проговорил, как о давно решенном:

— Без лотка нам не обойтись!

Мужики с облегчением поднялись, заговорили о том о сем и стали собираться на работу.

За перевалом — дом

Плот спустили к самому затору, и началась работа, непонятная для Ильки. Сплавщики почему-то не выдергивали бревна из затора и не спускали их вниз по течению, а наоборот, топили лесину за лесиной, втыкали их, как клинья. Река грудью навалилась на затор, перегородивший ее путь. Лес шевелился, скрежетал, сжимался. Вода поднималась, пенилась, хлестала в берега, с ревом устремлялась между бревен. Сплавщики же, нет чтобы дать ей ходу, как это делали обычно, — заклинивали щели лесинами, вспруживали реку. Вода бугрилась, рвалась и свирепела все больше.

Плот, учаленный за скалу, покачивало все сильней и сильней. Мелко дрожал натянутый, как струна, цинковый трос, поскрипывали стены барака, хлюпала под полом вода, по столу каталась кружка.