Шериф поднялся с пола и тяжело опустился на стул, словно у него подкосились ноги. Он продолжал давить на рану, но это ничуть не помогало.
– Я не могу остановить кровь сам, – сказал он. – Что ты за человек такой?
Берни засунул револьвер 38-го калибра за пояс, подошел к раковине и оторвал полоску ткани от кухонного полотенца.
– Где Сьюзи Санчез? – спросил он.
– Господи боже, – сказал шериф. Его голос стал высоким и тихим, больше похожим на хныканье.
– Жить или умереть, – сказал Берни. – Твой выбор.
Шериф облизнул губы, язык его побелел, словно кость.
– Она мертва.
Лицо Берни, и без того суровое, ожесточилось еще больше. Теперь он даже не был похож на Берни.
– Кто ее убил?
– Я не знаю.
Берни бросил полоску ткани на кухонную стойку, и шериф бросил на нее отчаянный взгляд.
– Клянусь, я не знаю, – сказал он. – Клянусь именем своей матери.
– Ни разу не встречал эту женщину, – сказал Берни.
Шериф перевел на него пристальный взгляд. Глаза у него были бледные, жестокие и полные ярости, но внезапно их выражение полностью изменилось, и по лицу шерифа покатились слезы. Я отчасти понимал, что происходит: ведь я был частью моего народа, нации внутри нации. У людей было для этого специальное выражение, которое я довольно хорошо понимал: вожак.
– Не знаю, кто ее убил, – сказал Эрл Форд. – Она была уже мертва к тому времени, как мы добрались до Клаусон-Уэллса.
– Там находится ее тело?
– Но я не имею к этому никакого отношения.
Берни на мгновение замолчал. Потом он сказал то, от чего у меня по всему телу пробежал холодок.
– Я вот подумал – я мог бы всадить тебе еще одну пулю. Скажем, в другую руку.
Шериф быстро начал говорить.
– Лес позаботился обо все этом сам, и о теле, и обо всем прочем. Но я могу тебе все показать.
Берни неподвижно стоял у раковины, не сводя глаз с Эрла Форда. Кровь теперь была повсюду – заливала деньги и стол, капала через край на пол. Берни взял полоску ткани, пересек кухню и туго завязал ее над раной.
– Снять ее я могу так же быстро, – сказал он, смотря шерифу прямо в глаза. – Запомни это.
Берни собрал большую часть окровавленных денег, засунул их обратно в мягкий конверт и сказал:
– Поехали.
– Куда?
– В Клаусон-Уэллс.
– А как же моя рука? Я знаю доктора, который живет чуть дальше по дороге.
– Все не так плохо, как кажется, – ободрил его Берни. – Поверь.
Он промокнул голову рукавом и проверил: кровь уже практически не шла. Он схватил шерифа за воротник сзади и поднял его на ноги.
– У тебя автоматический внедорожник?
Шериф кивнул.
– А что?
– Вести будешь ты.
Машину вел шериф, правда, Берни, сидевшему на переднем сиденье, пришлось самому повернуть ключ. Я ехал сзади в сопровождении мягкого конверта. Ну и что, что я не сам сижу на переднем сиденье, никаких проблем. Вообще никакая это не проблема. Я могу посидеть и тут. Опять же, на заднем сиденье много места – на это жаловаться не приходится. И что это тут, втиснутое под подлокотник? Картонная коробка с крышкой, вроде тех, в которых продаются бургеры? Фаст-фуд – одно из величайших изобретений человечества. Иногда люди делают просто замечательные вещи. Но я не особенно думал обо всем этом, пока сидел на заднем сиденье во внедорожнике шерифа – я был слишком занят тем, что открывал крышку коробочки. Внутри обнаружился сероватый бургер, хороший такой, без булочки, от которого кто-то откусил всего лишь пару кусочков. Мгновение спустя от бургера и следа не осталось. Очень вкусно, правда, съев его, я мгновенно понял, насколько я на самом деле голоден. Очень странно это все работает. Я обнюхал все вокруг в поисках еще одного бургера – или чего угодно еще, что сошло бы за еду – но ничего не обнаружил.
Тем временем Берни с шерифом вели разговор.
– Начни с денег, – сказал Берни. – Это плата за то, что ты уже сделал, или это аванс за то, что ты должен был сделать?
Шериф не ответил. Я видел только одну сторону его лица, зеленую от приборной панели. И пахло от него зеленью – странная мысль, которая раньше никогда не приходила мне в голову.
– Должно быть либо одно, либо другое, – сказал Берни. Шериф молчал.
– Этот узел очень легко развязать, – сказал Берни. – Чуть-чуть только потянуть – и все.
Шериф глубоко вздохнул и что-то проговорил очень тихим голосом.
– Громче говори, – сказал Берни.
– Ты умный, – сказал шериф чуть громче. – Ты сам можешь во всем разобраться.