Звук сразу же затих – неужели это Берни заставил его исчезнуть? А питание? Как это все связано с едой? Еда была одной из лучших вещей в жизни. Словом, я ничего не понял, но, как ни странно, в тот самый момент, когда я подумал о еде, я заметил часть кренделя – такого большого, мягкого – валяющегося под соседним сиденьем. Легкая добыча. Я подобрал его, и на вкус он оказался не таким уж и мягким, но с другой стороны, я очень давно не ел кренделей. Затем я присоединился к Берни у перил. Внизу, на первом этаже арены, стояла небольшая группа людей – больше двух, плюс еще кое-кто из моего народа. Ее я узнал – отчасти потому, что она было такой маленькой и пушистой, а отчасти по ее манере решительно держать голову. Принцесса. А люди? Я узнал графа с его большим носом – большим для человека – и усами, и Нэнси, возвышающуюся рядом с ним. В руках она держала поводок Принцессы.
Другая высокая женщина, на этот раз блондинка, держала в руке микрофон. Ее губы шевельнулись, и сразу после этого ее голос прогремел по арене. Губы и слова не совсем совпадали, и из-за этого мне было трудно ее понять.
– Значит, я просто скажу: а теперь для открытия собачьей выставки «Грейт-Вестерн» мы приглашаем мэра. Пожалуйста, поприветствуйте его, бла-бла-бла. Затем мэр возьмет микрофон…
– После того, как его освистают, – очень тихо сказал Берни.
– …и скажет, что в этом году шоу посвящено памяти Аделины Боргезе, и…
Граф наклонился вперед. Его губы зашевелились, но я не услышал ни звука.
– Мои извинения, – сказала блондинка. – Графини Аделины Боргезе, и после этого он передаст микрофон вам. А потом…
Граф протянул руку и забрал микрофон у блондинки.
– Графиня Аделина де Боргезе, – сказал он. – Она была бы очень признательна нам за это шоу. Она всегда была добрым другом в мире собак, и… – блондинка потянулась к микрофону. Я слышал, как она сказала:
– Не нужно сейчас произносить всю речь, сэр, мы только…
Но граф отобрал у нее микрофон и продолжил:
– И поэтому от ее имени я, граф Лоренцо де Боргезе, официально открываю собачью выставку «Грейт-Вестерн». Да начнется соревнование!
Все просто стояли там, внизу, с очень неловкими выражениями лиц – трудно это описать. Все, кроме Нэнси: та хлопнула в ладоши, издав очень слабый звук. Граф вернул микрофон и слегка поклонился блондинке.
– Когда вы произнесете речь, – сказала она, – я представлю…
Берни попятился от перил. Я тоже попятился и перестал слушать. Берни вдруг заметил человека, сидевшего в конце арены, ближе к нам, чем к первому этажу, но рядом ниже. Это был невысокий седовласый мужчина, одетый в черное. В одном ухе у него сверкал гвоздик. Готов поклясться, я где-то видел его раньше, но где? Он встал и пошел по проходу, направляясь к выходу на первый этаж арены.
– Руи Сантос, – сказал Берни. – Водитель.
Внизу Нэнси отошла от остальных и направилась к Руи.
– Почему мы еще его не опросили? – сказал Берни. У меня не было ответа на этот вопрос. – Я начинаю терять самообладание.
Берни теряет самообладание? Да никогда. Мы отлично справились с этим делом, фактически полностью его раскрыли. Разве преступников не посадили за решетку? Но где же Сьюзи? Это вызвало у меня беспокойство. Когда преступники сидят в камере – это же значит, что дело раскрыто, верно?
Мысли медленно вернулись к недавнему прошлому: вот мы стоим с Принцессой в хижине, на раскладушке лежит Аделина; а вот Турман с удушающей цепью; в голове мелькали и некоторые другие обрывки воспоминаний, слишком смутные, чтобы их разглядеть. Я подумал что мы, возможно, все-таки не раскрыли дело, но дальше эта мысль никуда не завела.
– Эй, Чет? Что случилось?
Ничего. Все было в порядке. Я понял, что низко опустил хвост, и вновь высоко задрал его, готовый начать вилять им, как только представится подходящий момент.
Руи ждал чего-то в конце прохода, у самого нижнего ряда сидений. Нэнси все еще шла из одного конца площадки в другой, и вдруг она начала поднимать голову – вероятно, чтобы оглядеть трибуны.
Берни нырнул за железное кресло, мне же этого делать было не нужно, я и так находился довольно близко к земле. Мы выглянули поверх спинки кресла. Нэнси подошла к Руи и вручила ему конверт, большой, с мягкой набивкой. Оказывается, эта набивка совершенно несъедобна, но это история для другого дня. Затем Нэнси развернулась и пошла прочь. Руи тоже повернулся и начал подниматься по лестнице. Мы остались внизу, не сводя глаз с Руи. Он дошел до нашего уровня, но не пошел в нашу сторону, а свернул в один из тех туннелей, ведущих из арены на улицу.
Берни очень-очень тихо поцокал языком. Мы поднялись и направились к тому же туннелю, я – совершенно бесшумно, Берни – так тихо, как только это возможно для человека. Как раз перед тем, как войти в туннель, я в последний раз оглянулся на первый этаж арены и встретился с большими темными глазами Принцессы. Казалось, они смотрели в мою сторону.