Читаем Где поселится кузнец полностью

— Вы плохо знаете страну, — отозвался Авраам. — Кто задумал стрелять — стреляет сразу.

За окном послышались крики, лай хозяйского пса, возня и удары. Я поспешил во двор, и скоро мы с Томасом вернулись, подталкивая впереди себя рослого парня с идиотской улыбкой на веснушчатом лице.

— Там моя шляпа, — твердил он Томасу, кивая на окно. — Там упала моя шляпа, разыщи ее, скотина…

Поразительно, как он успел отделать Томаса. И все же радость отплясывала джигу на разбитом лице посыльного.

— Мать уснула, а я… гулял… — рассказывал он. — Я стоял под окном. Я не подслушивал, я о своем думал… а тут он — бах!..

— Ты его хорошо отделал, — сказал Авраам, хотя парень стоял невредимый, только с разорванным воротом. — Принеси джентльмену шляпу, как бы он не разревелся.

— У меня новая шляпа! — крикнул вслед Томасу парень. — Мне ее сегодня подарили. Не вздумай подменить.

Авраам поднялся, напугав его огромным ростом; лампа еще стояла на полу, наши тени вытянулись, переломились на потолке.

— Кто тебе ее подарил, приятель? — спросил Авраам.

— Мистер Бенжамин Троуп, — похвастался парень.

Нам ничего не сказало имя Троуп. Я поставил лампу на место.

— Что же он тебя не научил камни бросать? За такую работу я бы и цента не заплатил.

Парень чуял подвох, но идиотская ухмылка не сходила с тугого, синеватого лица.

— Мне камней никто не давал, я их сам с земли поднял. Ага! Давай! — Он выхватил из рук Томаса коричневую с шелковой лентой шляпу и надел ее. Лицо спряталось под обвислые поля.

— Ну-ка, парень, сними, — приказал Авраам. — Тут леди, а ты в шляпе.

Ночной гость сказал грубо:

— Подумаешь, белая грязь!.. Еще перед ними шляпу снимать!

Томас сорвал с него шляпу, бросил на пол и стал топтать.

— Позвольте мне его застрелить, мистер Турчин, — молил он. — Я возьму отцовское ружье.

— Пусть поживет. — Авраам за плечи привлек к себе Томаса. — Если ты его убьешь — убьют и тебя, а нам это будет очень больно. Мы лучше отдадим его под суд.

— Черта с два вы меня засудите! Идиотов не судят. — Он косился на шляпу, но опасался нагнуться.

— Кто тебе велел бросить камень в наше окно? — спросил я.

— У меня болезнь: как увижу где свет после полуночи, сразу — бац!..

— А если бы у пастора горел свет? — спросил Авраам.

— Что я, не знаю пасторского дома?!

Что-то донимало Авраама, что-то, имеющее касательство к самому парню, к его нездоровой плоти. Мы с Надей переглянулись, так поразило нас выражение страдания на лице Линкольна. Он поднял шляпу, отряхнул ее и протянул парню:

— Возьми и уходи из этого честного дома.

Авраам отвернулся, отошел к столу, и все мы повернулись спиной к двери. Слышно было, как пес Томаса кидался на ночного гостя, но вскоре и на дворе затихло. Только струи ночного воздуха достигали до нас, чуть колыхали огонь в лампе, напоминая, что окно разбито.

— Я бы хотел своим сыновьям такого друга, как ты, — сказал Авраам Томасу, наблюдая, как Надя корпией утирает кровь с его губы, как осторожно приподымает опухшее веко. — Видите, мистер Турчин, сколько я вам причинил неприятностей; если вы и собирались вотировать за меня, то теперь поостережетесь. Пока камни, а ведь могут и из ружей.

— Я не боюсь огня, мистер Линкольн, я другого боюсь. Мы согласились переехать в Чикаго, вам, верно, говорил редактор Доусон? Выше должность, больше денег, это как будто хорошо. А что как потом еще выше и совсем высоко, а денег так много, что для них и кошелек мал, нужен счет в банке. Что тогда останется от моего понятия демократии? Вы ведь думали об этом, согласившись искать президентства?

— Об этом я думаю всю жизнь,

— И все-таки согласились.

— Мое понятие демократии очень просто: я не хочу быть рабом, но не хочу быть и господином.

…Через час, когда я возвращался от Доусона, пригнав к набору гравированную пластинку, я увидел в окне конторы свет. Вытянувшись так, что и нашего длинного дивана недостало ему, Линкольн при свете читал книгу: голове неудобно, шея углом, подбородок уперся в грудь, левая рука вытянута вдоль тела, в правой книга. И в слабом свете — темный провал щеки, темная глазница, косматая тень волос, лицо простолюдина, а вместе с тем и миссионера-мученика.

<p>Книга вторая</p><p>Глава двенадцатая</p>

Мы ехали через многолюдный Чикаго к двум непокорным полкам: в открытом экипаже губернатор Ричард Иейтс в обществе хмурого армейского капитана, а позади, глотая пыль и подбирая крохи уличных виватов, тряслись на низкорослых лошадках я и генеральный адъютант штата Аллен К. Фуллер. Капитан то и дело снимал фуражку, оглаживал не совсем твердой рукой волосы, задерживая ладонь на заросшем затылке. Когда нам попадались навстречу ватаги волонтеров или всеобщих любимцев, чикагских зуавов, когда толпы горожан теснее подступали к экипажу, капитан распрямлял плечи и надевал фуражку.

Перейти на страницу:

Похожие книги