Немного успокоившись, Кэрол прижалась к горячему сильному телу Рэя и закрыла глаза. Она была обессилена, ночка выдалась утомительной. Рэй только под утро позволил ей уснуть. Она начинала уставать от его любовного натиска, и все больше удивлялась тому, сколько в нем сил и желания. Его неутомимый любовный голод стал ей казаться странным. Или он желал ее настолько сильно, или это уже походило на одержимость. Правда, Кэрол не знала, бывает ли такое в любви. Судя по аппетитам Рэя, бывает. Но самое удивительное было то, что в постели с ним она превращалась в такую же одержимую, как и он. Это было потрясающе. Даже Джеку было далеко до «постельных» талантов Рэя. И кроме того единственного раза утром, Кэрол не вспоминала о муже в его объятиях. Ей казалось, что она больше не желала Джека, что ее страсть к нему угасла окончательно. А то, что с ней произошло утром, это всего лишь был всплеск тоски, последняя агония умирающей любви. Все ее желания, особенно плотские, были теперь направлены на Рэя.
А этой ночью он приложил все усилия, все умение и мастерство, чтобы раз и навсегда выбить из нее мысли о Рэндэле и его любви. Никогда в его объятиях женщина не думала о другом мужчине, и для Рэя это было пощечиной. Никогда он не чувствовал себя таким униженным и оскорбленным, как в тот момент. Это привело его в такую ярость, что он поспешил уйти, чтобы не позволить себе своей ревностью испортить отношения с Кэрол, которых он добился с таким трудом. На нее за это он не сердился. Зато его ненависти к Рэндэлу не было предела. Кэрол все еще страдала о нем, но преимущество Рэя было в том, что он был с ней, а не Рэндэл. А еще в том, что он, Рэй, ничего так не умел, как заставлять женщин забывать обо всех остальных мужчинах и грезить только о нем одном. И он понял, что этой ночью одержал победу над Рэндэлом, когда услышал, как мечтательно прошептала девушка во сне всего одно тихое слово, сделавшее его счастливым — «Рэй». И никогда он не слышал, чтобы его имя произносили с такой любовью.
Утром он уехал. Как обычно, прокрался незаметно в свой дом, потом демонстративно уехал на кабриолете, почти с равнодушием наблюдая за преследующей его машиной. Навестил Касевеса в больнице, вернулся домой, поболтал с Дороти, и до вечера отсыпался. Потом помельтешил перед окнами, чтобы наблюдатели убедились в том, что он дома, и незаметно улизнул.
По дороге он придумывал, что скажет Кэрол о своей вымышленной поездке в Лос-Анджелес. Заехал в магазин, накупил продуктов, забежал в цветочную лавку и, выбрав самый красивый букет, помчался дальше, представляя, как девушка выйдет его встречать в прихожую в прозрачном пеньюаре, под которым будет видно сексуальное нижнее белье, один вид которого на ее красивом теле бросал его в сладострастную дрожь… Или вообще ничего не будет, кроме тонкого пеньюара, и тогда он вообще сойдет с ума и набросится на нее прямо с порога. И чем ближе он подъезжал к их укромному гнездышку, тем сильнее становилось его возбуждение. Он надеялся, что она отоспалась днем, как он, потому что этой ночью, впрочем, как и предыдущей, сон в его планы не входил.
Сердце его взволнованно заколотилось, когда он не увидел света в окнах, но подумал, что она просто спит. Захватив пакеты с продуктами и цветы, он закрыл машину и поднялся в квартиру.
— Эй, любимая, я пришел! — окликнул он, поставив пакеты на пол и включая свет в прихожей. — Кэрол! Ты что, в ванной?
И вдруг он ощутил вокруг себя страшную, тоскливую пустоту, сердце его больно заныло и, уронив цветы, он бросился сначала в одну комнату, потом в другую, заглянул в ванную и на кухню, уже зная, что ее там нет. Горло его сдавило от ужаса. Рэндэл! Он ее нашел!
Как безумный, он бросился к двери, и только сейчас заметил прикрепленную к ней записку. Резко остановившись, он сорвал бумажку с двери и, развернув, сразу узнал почерк Кэрол.