— Нет. Я просто знаю. Я понимаю, тебе тяжело меня понять. Война… она одних ломает, других затягивает, как трясина. Ты пропитываешься ею до мозга костей, и отдаешь ей свою душу, как дьяволу, и иначе жить уже не можешь и не хочешь. И это то, что происходит со мной. Я здесь, а моя душа осталась там. А здесь… я не чувствую вкуса жизни, сердце не бьется, кровь не играет, дух не захватывает от ощущения опасности или победы… и не интересно, и не страшно, и силами и смелостью меряться не с кем… в общем, там я жил, а здесь я существую.
— Тимми, но мирная жизнь не так уж скучна и неинтересна, как тебе кажется. Ведь миллионы людей так живут. Ты просто еще не освоился, не привык. Твоя растерянность пройдет. Ты найдешь себя и здесь, и поймешь, что любая жизнь прекрасна. Не будь так категоричен. Строй свой мир заново, другой, если прежний разрушился. Например, я как раз и собираюсь это делать, хоть мне и кажется, что жизнь моя разбита… и жить не хочется, и сердце не бьется, и чувствуешь себя мертвой.
Тим внимательно посмотрел на нее.
— Твой мир разрушился?
— Да… и мне не впервые так кажется.
— Но почему? Из-за измен мужа?
— Нет… с этого только начался мой крах, — она горько, с сарказмом улыбнулась. — Я тоже ощущаю себя потерянной, неприкаянной и одинокой… одной, во всем мире. А если у меня отберут и сына… тогда и жить незачем.
— Ты так плакала… Расскажи мне, Кэрол. Я подумал, ты помирилась с мужем, раз вернулась к нему…
— Я не вернулась, я просто жду, когда приедет сын, чтобы забрать его и уехать.
— Ты хочешь уехать? Куда?
— Далеко. Очень далеко. Я пока не знаю. Не знаю такого места, где Джек не смог бы меня найти.
— Так выходит… ты бежишь от него?
— Он не отпустит меня. А я с ним жить не хочу. Я уже пленница.
— Но, может, тебе с ним поговорить… ну, он же человек, в конце концов, не будет же он тебя заставлять.
— Он уже это делает. И он не человек. Только я слишком поздно это поняла. Но мы говорили о тебе, а не обо мне. Я просто хотела тебе сказать, чтобы ты не опускал руки, чтобы пытался жить так, как вынужден. Постепенно все наладится. Когда умер Мэтт, мой муж, мне казалось, что я умерла вместе с ним. Но оказалось, что нет. Я пережила, с трудом, но пережила. И с тех пор мне кажется, что теперь я переживу все, что угодно.
— Даяна рассказывала… что ты очень его любила. Что любишь сейчас и будешь любить всегда.
— Да.
— А… Джек?
Кэрол ответила не сразу.
— А Джек был моей ошибкой.
Тим не стал больше пытать ее вопросами.
— А чем ты занимаешься? — спросила у него Кэрол, чтобы отвлечься от себя и своего опустошенного внутреннего мира. — Даяна мне говорила, что вы с другом, вроде бы, нашли работу.
— Да нет, не то, чтобы работу… так, то там, то сям, друг подкидывает работенку. Не на что мне здесь рассчитывать. Без гражданства, без образования… я ведь и школу не окончил. Я же говорю, нет мне здесь места. Да и с таким лицом меня вряд ли возьмут на приличную работу.
— Да что ты прицепился до этого лица! — вспылила Кэрол, не удержавшись. — Лицо, как лицо! Ты на себя в зеркало когда-нибудь смотрел? Ты высокий, ты мужественный, и лицо у тебя очень привлекательное. Ты же мужик… такой мужик, настоящий, до мозга костей… и эти отметины просто теряются на фоне всего этого! Если хочешь знать мое чисто женское мнение, то они не делают тебя менее привлекательным и интересным. И работе они не помешают. Знаешь что? Приходи в нашу компанию. Рэй теперь там за главного.
— И что я там буду делать?
— Работать и учиться. Все учатся. Постепенно вникнешь во все, войдешь в колею… Я по себе знаю. Когда я пришла туда работать, сама ничего не знала.
— Нет, Кэрол, — перебил он. — Спасибо за желание мне помочь, но… нет. Не переживай за меня, я как-нибудь разберусь с тем, куда мне себя деть.
— Но почему ты не хочешь?
— Это не то… понимаешь, я привык к свободе, независимости. И я… мне трудно усидеть на одном месте. Нет, Кэрол. Офисы, бизнес, бумаги — это не для меня. Я просто не хочу пытаться, потому что знаю, что все равно сбегу от этого, брошу.
— Тяжело с тобой. Что же тогда ты хочешь?
— Так вот я и говорю, что сам не знаю. Потому что я ничего не хочу, кроме военной формы и винтовки в руках.
— Но, Тим, ты же сам говоришь, что это невозможно, а жить-то все равно как-то надо! Чем-то заниматься, деньги зарабатывать, в конце концов! Неужели военному некуда себя деть в мирной жизни? Разве негде здесь проявить твои военные навыки и способности, твой опыт? Пойди в полицию.
— Не возьмут. Разве что бумажки перебирать.
— Ну, тогда… телохранителем, или охранником.
— Не хочу. Жалкая работа. Не хочу. Ничего не хочу.
— Тимми, — в отчаянии взмолилась Кэрол. — Но ведь ты же военный, ты превосходный стрелок…
— Да, — снова перебил он, не дав договорить. — В том-то и дело, что это все, что я умею — стрелять. Кэрол, ты не переживай, у меня все в порядке. И работа у меня есть. Я не пропаду. И деньги зарабатывать я умею.
— И что же у тебя за работа?
— Работа, как работа. Как и все остальные «работы». Ты что-то делаешь, тебе за это платят. Везде все одинаково.
— Ну, хорошо, если так. А тебе хоть нравится или так?