Где я?

– Давай не здесь, а? – теперь и Оррик заметил, что мы привлекаем слишком много внимания.

Он отодвинул меня в сторону и сделал шаг вперёд, поправляя фибулу на плече. Это простое действие произвело эффект разорвавшейся бомбы. Телеги опять заскрипели, крестьяне разбежались, будто их и не было. Стража, возбужденно покрикивая, растаскивала образовавшуюся пробку.

– Пива? – шепнул я. – Заодно и выскажешь мне свои претензии.

– Да уж выскажу, – Оррик потрепал коня по холке. – От Бешеной Берты неприятностей было меньше.

Инструкции инструкциями, а стражи порядка так и не решились закрыть ворота перед нашим носом. Оррик не стал качать права, и в город мы попали одними из последних, отстояв очередь. Да остальных и пропустили только потому, что за ними с недовольной миной топтался бугай-инквизитор. Охрана ворот почти не смотрела на крестьян, лишь бы как можно быстрее избавиться от неприятных гостей. Хотя какие же мы гости?

– Какой сегодня выдался насыщенный день, – пробормотал я, наблюдая, как инквизитор размахивает руками перед лицом монаха, опирающегося на копье. Ребята из монастыря оказались гораздо щепетильнее обычных городских стражников, и Оррик уже минут десять препирался с одним из монахов, требуя пропустить его на территорию. Впрочем, монах оказался не лыком шит, и лишь крепче держался за древко.

Нешуточные баталии были прерваны появлением еще одного монаха. Подкрепление успело вовремя, и теперь уже Оррику пришлось несладко. Двое в рясах наседали на инквизитора, как два бойцовых петуха на циркового медведя: вроде и делов-то одной лапой махнуть, да нельзя – свои!

Но вот они втроём все-таки до чего-то договорились. Первый монах принял поводья коня и увел его внутрь, а второй в это время что-то строго выговаривал понурившемуся здоровяку. Прямо-таки картина про двойку. Но всему хорошему приходит конец, и нравоучения для Оррика тоже закончились. Он что-то смиренно ответил монаху и направился в мою сторону.

– Что, – ехидно заметил я, – гулять не пускают?

– Отец Троби – зануда и буквоед, – отмахнулся Оррик. – Его любимое занятие – делать из мухи слона. Подумаешь, пару раз опоздал к закрытию врат. Что я нарочно что ли?

В итоге у Оррика забрали коня, а нас обоих выставили за дверь. Впрочем, сейчас нас это вполне устраивало. Дальнейшая беседа шла уже под прохладительные напитки и соответствующую закуску.

– Как ты стал инквизитором? – я время от времени бросал взгляды на ауру Оррика, зеленую, как столетний английский газон, и прекрасно понимал, что его настроение связано только с времяпрепровождением. Интересно, а можно с помощью моего дара определить, когда обыкновенная взаимная приязнь станет дружбой? И как это сделать: по цвету, по форме или ещё каким образом?

Мое любопытство мгновенно отразилось на ауре, зелёный цвет немедленно потемнел и ушел в коричнево-серый фон, Оррик враз помрачнел и уставился в глиняную чашку, в которой мог бы утонуть даже дядя Гена, известный в моей семье любитель хмельного напитка. Очевидно, мой собеседник не слишком любит вспоминать эту историю.

– Я сам родом из Гронга, северной его части, – Оррик сделал большой глоток и с грохотом поставил пиво на стол. – Мой отец был кузнецом в селе. Уважаемый человек, дом чуть меньше, чем у старосты. Но нам не завидовали, отец никогда не отказывал в помощи.

Было заметно, что инквизитор с трудом подбирает слова. Вряд ли события произошли недавно, но есть вещи, которые не перестают кровоточить.

– Кузню отец отстраивал на самом краю села – не всем приходится по душе работа с металлом, – взгляд Оррика затуманился, как бывает, когда пытаешься вспомнить события давних лет. – Там мы и стучали дни напролёт. Мать с младшей сестрой частенько бегали к нам с обедом, – он вздохнул, приподнялся, подзывая мальчишку, который периодически бегал ему за пивом. – Слухи о нашествии оборотней на наше село застали меня в городе. Отец уже не ездил за ломом сам, доверял это дело мне. От инквизиторов, возвращавшихся после стычки, я узнал, что селу повезло. Часть стаи оказалась совсем неопытной, они упустили девочку, которая видела стаю, а в наших краях даже ребёнок знает, что делать в таких случаях. Первый натиск отбили, а там уже наш брат подоспел с подмогой и не постеснялся ударить нечисти в спину. Мало кто ушел. Перебили почти всю стаю. Сгорела только кузня на отшибе и чей-то сарай, – Оррик помолчал, перед тем как опорожнить кружку. – Поговаривали, отец с матерью отбивались до последнего, защищая собой маленькую девочку.

– Сестра спаслась? – спросил я, видя, что Оррик не хочет говорить дальше.

Инквизитор поднял на меня взгляд, и я поежился – столько ненависти и боли выплеснулось оттуда.

– Они не убивают детей, а превращают в себе подобных, – глухо произнес он. – Илли потом вернулась в село, и ей пришлось отрубить голову, потому что она едва не убила троих, пока ее ловили, – он посмотрел мне в глаза. – Я сам это сделал, а потом ушёл записываться в инквизицию.

Я покачал головой и похлопал Оррика по руке. А что говорить? Иной раз жесты гораздо выразительнее слов.

Мы помолчали.

– А как же кузница, дом?