Где деньги, мародер?

— Наверняка Кира знает дорогу, — сказал я.

— Кира? — быстро переспросил Ларошев. — Что еще за Кира?

— Ну… Эта женщина проверяла всех прибывающих в Новониколаевск на заубер-детекторе, — сказал я. — А потом Бюрократ мне по секрету рассказал, что на самом деле она не кира, а Катерина Бенкендорф из московской Охранки.

— А я вам говорил! — снова набросился на Кащеева Ларошев. — Я говорил, что Охранка давно запустила свои цепкие лапы в Сибирь! А вы от меня отмахивались! А теперь выясняется, что они подмяли под себя Дикую Пустынь!

— Может этот Федор Кузьмич в своей Дикой Пустыни делал доппельгангеров? — спросил я. — Вы же сами сказали, что они чудовища…

Я вспомнил глаза парня, одного из тех трех, которым Кира излагала картину их будущего обучения в Дикой Пустыни.

— Тогда надо непременно его разбудить! — воскликнул Ларошев. — Ну что вы стоите, Кащеев! Приведите старика в чувство, пусть он нам расскажет, что он сделал с Лебовским!

— Мы сюда для этого и пришли, — сказал Кащеев. — Это вы зачем-то устроили здесь ненужную ссору…

Кащеев сложил пальцы в щепоть, коснулся лба старика, потом подбородка. Потом снова лба. Раскрыл ладонь и с силой толкнул его голову. Старик дернулся и открыл глаза. Обвел нас всех троих мутным взглядом.

— Пить… — сказал он хрипло. — Дайте мне воды…

— Перебьешься, — буркнул Кащеев. Оттянул правое веко, заглянул в глаз старика. Потом левое. — Что ты сделал с Лебовским?

— Не понимаю, о чем ты спрашиваешь… — захныкал старик. — Принесите мне пить, ироды. Пошто мучаете меня?

— Что-то незаметно, что ты удивился его умению говорить, Кащеев, — язвительно проговорил Ларошев.

— Он только последний год молчал, — сказал Ярослав Львович. — А до этого молотил языком так, что хрен заткнешь. Так что, Федор Кузьмич, расскажешь, что за порчу ты навел на парня?

— Не знаю никаких парней, не было никого. Никого не было, кроме девки твоей жуткой, что в монашеское платье рядится. Тьфу-тьфу, блудница вавилонская, срамота сплошная, матерь божья помоги, убереги от греха…

— Опять он нам зубы заговаривает, — вздохнул Кащеев. — Ну давай, Лебовский, попробуй поговорить, вдруг у тебя получится…

— Федор Кузьмич? — Я подошел ближе. — Помните меня? Я вам воды приносил как-то ночью…

— Пить, говоришь, приносил… — взгляд старика сфокусировался на мне. — Ишь ты, говна какая…

Старик дернулся, как будто пытался броситься на меня. Движение было настолько резким и неожиданным, что я отпрянул. Угрожающе лязгнули цепи.

— Я встану на земле под небом, — начал декламировать дед. — В том самом месте, где две дороги сходятся, три расходятся. Ударю челом да кровью окроплю!

В комнате стало как будто холоднее. Пальцы Кащеева заплясали в каком-то диком замысловатом танце. Ларошев вжался в стену.

— Вето осинное, трава мертвая да ягода волчья, — голос старика окреп, он поднялся еше выше, уперевшись в кровать тощими локтями. — Мор голубиный да овечий. Страсти небесные и земные. В око твое загляну да снова челом ударю…

— Заткните ему рот! — нечеловеческим каким-то голосом заверещал Ларошев. Я бросился к старику и накрыл его губы ладошкой.

— Раз додог, а два додога, а тдетья — заветдая, — промычал сквозь мою ладонь старик и вцепился мне в ладонь зубами.

— Нет! — крикнул Кащеев, обеими ладонями касаясь груди старика. Тот заорал. Я отдернул ладонь. Из укуса сочилась кровь. Но, похоже, кроме моей крови на ладони была еще и кровь старика. Прежде чем укусить меня, он прокусил себе губу или язык.

Раздался вой, свет в коридоре замерцал и погас. По стенам пробежали яркие пламенные всполохи. Кащеева отшвырнуло в стену. А с кровати начала подниматься призрачная фигура в белых одеждах. Это существо было один в один похоже на Федора Кузьмича, только вот глаз был один. И он сиял пронзительно-синим, таким особенным болезненным светом, который ввинчивается в глаза и как будто выжигает на сетчатке раны.

Призрак раскинул руки в стороны, и комната наполнилась гулким смехом. Таким низким, что от него болела голова. Взгляд его единственного глаза сначала беспорядочно шарил по комнате, а потом уперся в меня. Меня прошиб холодный пот. Сделалось жутко так, как, наверное, никогда не было. Я отступил назад, к двери. Существо протянуло ко мне призрачные руки, как будто собираясь ухватить за шею. Я пригнулся, бросил быстрый взгляд в сторону Ларошева. Тот стоял на прежнем месте, вжавшись в стену. Лицо его было белым, как полотно. У другой стены заворочался Кащеев. Что это еще за хренотня вообще?!

— Беги, Лебовский! — крикнул Ларошев. Существо дернулось в сторону голоса. Немигающее око уставилось на Ларошева. Тот тоненько завыл и начал медленно сползать по стене. Я схватил табурет и швырнул в призрака. Не рассуждая, как-то само получилось. Она ожидаемо пролетела насквозь и ударилась в стену рядом с кроватью. Но цели своей я достиг — призрак отвлекся от Ларошева и снова повернулся ко мне. И нахрена я это сделал? Можно подумать, я понимаю, что дальше вообще…