— Да какъ-же не радоваться-то, ежели ни пито ни дено, столько денегъ здсь посяли!.. А оставайся больше — еще-бы посяли.
— Ршительно ничего не извстно. Бывали случаи, что люди до послдняго рубля проигрывались, потомъ ставили этотъ рубль, счастье къ нимъ обертывалось и они уйму денегъ выигрывали. Сколько разъ я читала объ этомъ въ романахъ.
— Да вдь романы-то враки.
— Ахъ, Боже мой! Да самимъ-то вамъ разв не случалось наблюдать, что во время проигрыша счастье вдругъ обернется?
— Случалось-то случалось, что говорить!
— Ну, а въ Монте-Карло вы всего только одинъ вечеръ и играли. Разв можно судить о своемъ счастьи по одному вечеру?
— Такъ-то оно такъ… Это дйствительно… Это грхъ говорить… Ну, да ужъ узжаемъ, такъ и слава Богу.
— Ничего не значитъ, что узжаемъ. Подемъ мимо Монте-Карло, можно и остановиться въ немъ. Наши билеты поздные на дв недли дйствительны. Уговорите только моего баши-бузука остановиться, кивнула Глафира Семеновна на мужа.
— Глаша! Не соблазняй, крикнулъ тотъ.
Поздъ бжалъ по самому берегу моря, то исчезая въ тунеляхъ, то вновь выскакивая изъ нихъ. Виды по дорог попадались восхитительные, самые разнообразные: справа морская синева, смыкающаяся съ синевой неба, слва скалистыя горы и ютящіяся богатыя виллы на скалахъ, утопающія въ роскошной зелени.
— Фу, сколько тунелей! говорилъ Николай Ивановичъ. — Полъ-часа демъ, а уже семь тунелей прохали.
— А гд мы, милая барынька, позавтракаемъ? спрашивалъ Кануринъ Глафиру Семеновну: — Гд адмиральскій часъ справимъ? У меня ужъ въ утроб на контрабас заиграло.
— Да въ Монте-Карло. Чего еще лучше?
— А разв тамъ поздъ такъ долго стоитъ?
— Да зачмъ намъ знать, сколько поздъ стоитъ? Вы слышали, что билеты дйствительны на четырнадцать дней. Выйдемъ изъ позда съ нашими сакъ-вояжами, позавтракаемъ, а въ слдующій-поздъ опять сядемъ. Здсь позда чуть-ли не каждый часъ ходятъ.
— Глаша! не соблазняй! крикнулъ Николай Ивановичъ. — Знаю я къ чему ты подъзжаешь!
— Да ровно ни къ чему. Надо позавтракать гд нибудь, а съ этими билетами такъ свободно можно это сдлать. Зачмъ-же голодомъ себя морить? Вышелъ въ Монте-Карло…
— Отчего-же непремнно въ Монте-Карло? Мало-ли другихъ станцій есть!
— Другія станціи маленькія и неизвстно есть-ли на нихъ буфеты, а ужъ про Монте-Карло-то мы знаемъ, что тамъ и великолпные рестораны и роскошные кафе… Выпьете тамъ коньяку, позаправитесь хорошенько.
— Нтъ, нтъ. Лучше на какой-нибудь другой станціи остановимся. Что намъ роскошный ресторанъ! Колбаса да булка найдется — съ насъ и довольно. Только отъ чего мы съ собой въ запасъ не взяли колбасы? Ни колбасы, ни вина… Всегда съ собой возили, а тутъ вдругъ демъ безъ всего.
— Да вдь ты-же отъздъ въ одно утро скрутилъ. “демъ, демъ”… Вотъ и демъ, какъ на пожаръ. Монте-Карло-то городъ, въ Монте-Карло-то ежели остановиться, то мы и закусками и виномъ могли-бы запастись. Остановимся въ Монте-Карло.
Николай Ивановичъ вспылилъ.
— Да что ты съ ума сошла, что-ли! Отъ этого игорнаго вертепа мы только узжаемъ скорй, куда глаза глядятъ, а ты въ немъ-же хочешь остановиться! воскликнулъ онъ.
— Игорный вертепъ… Мы не для игорнаго вертепа остановимся, а для ресторана.
— Знаемъ, знаемъ. А отъ ресторана десять шаговъ до вертепа, сказалъ Конуринъ.
— Ахъ, Боже мой! Да что вы, младенцы, что-ли, что не будете въ состояніи отъ игры себя удержать.
— Эхъ, барынька, человкъ слабъ и сердце у него не камень.
— Тогда я васъ удержу…
— Ты? Ха-ха-ха! — захохоталъ Николай Ивановичъ. — Да ты самый заядлый игрокъ-то и есть.
Поздъ убавлялъ ходъ и приближался съ станціи.
— Monte-Carlo! — кричали кондукторы, успвшіе уже на ходу соскочить на платформу.
— Вотъ Монте-Карло! Вытаскивайте, господа, скорй сакъ-вояжи и подушки, ежели хотите настоящимъ манеромъ позавтракать, — засуетилась Глафира Семеновна, схватила сакъ-вояжъ и выскочила на платформу.
— Глаша! Глаша! Лучше подальше… Лучше наслдующей станціи… — говорилъ жен Николай Ивановичъ, но она снова вскочила въ вагонъ и вытащила оттуда на платформу дорожный баулъ и подушку…
Сталъ за ней вылзать на платформу и Конуринъ съ своей громадной подушкой.
— Иванъ Кондратьичъ! Ты-то чего лзешь! Вдь это Монте-Карло! старался пояснить ему Николай Ивановичъ.
— Ничего. Богъ не выдастъ — свинья не състъ. Ужасъ, какъ сть хочется. Вдь вчера, до глубокой ночи проигравши въ рулетку, такъ мы нигд и не ужинали, такъ ужъ сегодня-то хоть позавтракать надо основательно, — отвчалъ Конуринъ.
— Я не выйду здсь… Вы какъ хотите, а я не выйду. Я дальше поду… Я не желаю…
— Да полно, Николай Ивановичъ, капризничать! Тебя въ ресторанъ поведутъ, а не въ рулетку играть. Выходи скорй сюда.
— Но вдь это-же свинство, Глаша, такъ поступать. Вы оставайтесь, а я уду.
— Ну, и узжай безъ билета. Вдь билеты-то у меня.
— Глаша! Да побойся ты Бога…
— Выходи, выходи скорй изъ вагона. Поздъ трогается.
— Это чортъ знаетъ что такое! воскликнулъ Николай Ивановичъ, выбросилъ на платформу еще небольшой сакъ-вояжъ и плэдъ и выскочилъ самъ изъ вагона.
Поздъ медленно сталъ отходить отъ станціи.
XXXI