Где апельсины зреют

— Нельзя, господа, сойти съ парохода… Вернитесь… сказалъ онъ.

— Что такое? Почему? Отчего? засыпали его вопросами Ивановы и Конуринъ.

— Втеръ очень силенъ, никакая лодка не можетъ пристать къ пароходу, чтобы везти васъ на берегъ. Да ежели-бы и пристала, то опасно хать въ ней, опрокинуться можно. И въ гавани страшныя волны.

— Господи! Что-же это такое! взвизгнула Глафира Семеновна. — У берега, совсмъ у берега и сойти нельзя.

— Надо подождать, пока втеръ утихнетъ. Небо будто-бы разъясняется, на восток ужъ показалась синяя полоска. Присядьте, сударыня, придите немного въ себя, теперь ужъ не такъ качаетъ. Мы стоимъ на якор, обратился онъ къ Глафир Семеновн, балансируя на ногахъ, чтобъ не упасть.

— Что вы врете-то, что вы врете, безстыдникъ! Еще хуже качаетъ, отвчала она, падая на диванъ.

— Ну, Капри, чтобы теб ни дна, ни покрышки! разводилъ руками Конуринъ и спросилъ:- Когда-же наконецъ, чортъ ты эдакій, мы можемъ попасть на берегъ?

— Да что вы сердитесь, господа! Вдь это-же не отъ насъ, не мы виноваты, а погода, стихія, втеръ, море… Стихнетъ немножко втеръ черезъ четверть часа и мы васъ спустимъ съ парохода черезъ четверть часа. Полъ-часа, я думаю, во всякомъ случа еще придется подождать на пароход.

— Полъ-часа? Еще полъ-часа! Изверги! Людоды! Палачи! кричала Глафира Семеновна.

Но качка дйствительно уже была слабе. Завыванія втра становились все тише и тише. Глафира Семеновна могла уже сидть. Конуринъ собиралъ свои втви съ апельсинами. Николай Ивановичъ оторвалъ одинъ апельсинъ и подалъ его жен. Она сорвала съ него кусокъ кожи и принялась сосать его. На верху пароходъ давалъ усиленные свистки. Прошло съ часъ. Стемнло. На пароход зажгли огни. Качка была уже совсмъ ничтожная. Наконецъ въ каюту прибжалъ контролеръ, выкрикнулъ что-то по итальянски и обратясь къ Конурину и Ивановымъ сказалъ:

— Пожалуйте на берегъ. Капитанъ вытребовалъ свистками паровой катеръ и на немъ можно перехать съ парохода на берегъ въ безопасности.

Глафира Семеновна отъ радости даже перекрестилась.

— Ну, слава Богу! произнесла она.

Вс засуетились и бросились бжать изъ каютъ на верхъ, Николай Ивановичъ велъ жену. Конуринъ шелъ въ платк на голов, съ кораллами на ше и держалъ въ объятіяхъ цлый лсъ апельсинныхъ втвей съ плодами.

Когда паровой катеръ съ пассажирами, снятыми имъ съ парохода, присталъ къ пристани, Глафира Семеновна сказала мужу:

— Довольно съ этимъ противнымъ Неаполемъ… Завтра-же демъ въ Венецію.

— А ты говорила, Глаша, что здсь есть еще какая-то собачья пещера замчательная, возразилъ было Николай Ивановичъ.

— Довольно, вамъ говорятъ! Не желаю я здсь больше оставаться! Сегодня отлежусь и завтра вонъ изъ Неаполя! строго повторила она.

— Ахъ, кабы въ Питеръ къ жен поскоре, сударушка! Богъ съ ней и съ Венеціей! вздыхалъ Конуринъ.

LXXII

Уже вторыя сутки Ивановы и Конуринъ сидли въ позд, мчащемся изъ Неаполя на сверъ и везущемъ пассажировъ въ Венецію. Изъ Неаполя они выхали на слдующее-же утро посл злополучной поздки на островъ Капри Морская болзнь дала себя знать и Глафира Семеновна сла въ поздъ совсмъ больная. Николай Ивановичъ предлагалъ ей остаться еще на денекъ въ Неапол, дабы придти въ себя посл морской качки, но она и слышать не хотла, до того ей опротивлъ Неаполь съ его моремъ, такъ недружелюбно поступившимъ съ ней во время путешествія на пароход. Проснувшись на утро въ гостинниц Бристоль, выглянувъ въ окошко изъ своей комнаты и увидавъ въ дали тихое и голубое море, она даже плюнула по направленію его — вотъ до чего оно солоно ей пришлось посл прогулки на Капри. Конуринъ, разумется, поддерживалъ ее въ дл немедленнаго отъзда изъ Неаполя. Онъ торжествовалъ, что его везутъ наконецъ обратно въ Россію, что по дорог придется теперь постить только одинъ итальянскій городъ — Венецію, на пребываніе въ которой Глафира Семеновна клала только двое сутокъ, и высчитывалъ тотъ день, когда онъ, посл долгихъ скитаній заграницей, встртится въ Петербург съ своей супругой. При отъзд изъ гостинницы имъ предъявили просто грабительскій счетъ и за то, что они только одинъ разъ пользовались табльдотомъ въ гостинниц, взяли съ нихъ за комнаты полуторную противъ объявленной цны. Николай Ивановичъ было возопіялъ на это, принялся ругаться съ завдующими гостинницей, но Конуринъ сталъ его останавливать и говорилъ:

— Плюнь… Брось… Пренебреги… Пусть подавятся… Только-бы выбраться поскорй изъ этой Италіи. Немного ужъ имъ, шарманщикамъ, осталось издвательства надъ нами длать, всего только одна Венеція впереди. Вдь только одна Венеція, барынька, намъ осталась, а тамъ ужъ и домой, въ Русь православную? отнесся онъ къ Глафир Семеновн.

— Домой, домой… отвчала та.

— Слава теб, Господи!

И Конурянъ даже перекрестился большимъ крестомъ.