Отец был человеком недюжинной физической силы. Однажды Гайто видел, как он держал коляску за заднюю ось, пока меняли сломанное колесо. При этом отцу приходилось удерживать лошадей на месте, но даже капли пота не выступило на лбу, лишь вздулись жилы на висках и на шее. Он считал, что сыну тоже необходимы физические упражнения, и Гайто с удовольствием прыгал, отжимался от пола, бегал по лесу — делал все вместе с отцом. Это было первое мужское братство, которое узнал Гайто, — мать и сестер на такие прогулки не брали.
Привычка к гимнастике и плаванию останется у Гайто на всю жизнь. Но самое ценное приобретение тех лет — это отцовские рассказы. Он владел тайнами растений полей и лесов; знал все о животных, которые в этих лесах охотились, дрались за жизнь, прятались, любили, гибли, и главное — был необыкновенным фантазером.
«За время моего детства, — вспоминал Гайто в том же романе, — я совершил несколько кругосветных путешествий, потом открыл новый остров, стал его правителем, построил через море железную дорогу и привез на свой остров маму прямо в вагоне — потому, что мама очень боится моря и даже не стыдится этого. Сказку о путешествии на корабле я привык слушать каждый вечер и сжился с ней так, что когда она изредка прекращалась — если, например, отец бывал в отъезде, — я огорчался почти до слез».
Самые горькие слезы были впереди, когда в 1911 году отец сильно простудился и через несколько дней отправился в последнее путешествие в сопровождении матери, нескольких родственников, успевших приехать в Смоленск, немногочисленных друзей и сослуживцев, под мелким холодным дождем и сердитое завывание ветра.
«Я прикладывался к восковому лбу; меня подвели к гробу, и дядя мой поднял меня, так как я был слишком мал. Та минута, когда я, неловко вися на руках дяди, заглянул в гроб и увидел черную бороду, усы и закрытые глаза отца, была самой страшной минутой моей жизни» («Вечер у Клэр»).
Сын заболел еще на похоронах — домой его привезли в сильном жару. Пронизывающий кладбищенский ветер принес ребенку ветряную оспу. Его донимал непрекращающийся зуд, и мать не отходила от постели сына, смазывая сыпь смоченной в спирте ваткой. Через несколько дней к ветрянке добавилась дифтерия, а к температуре — бред.
«Индийский океан, и желтое небо над морем, и черный корабль, медленно рассекающий воду. Я стою на мостике, розовые птицы летят над кормой, и тихо звенит пылающий, жаркий воздух. Я плыву на своем пиратском судне, но плыву один. Где же отец? И вот корабль проходит мимо лесистого берега; в подзорную трубу я вижу, как среди ветвей мелькает крупный иноходец матери и вслед за ним, размашистой, широкой рысью идет вороной скакун отца. Мы поднимаем паруса и долго едем наравне с лошадьми. Вдруг отец поворачивается ко мне. — Папа, куда ты едешь? — кричу я. И глухой, далекий голос его отвечает мне что-то непонятное. — Куда? — переспрашиваю я. — Капитан, — говорит мне штурман, — этого человека везут на кладбище. — Действительно, по желтой дороге медленно едет пустой катафалк, без кучера; и белый гроб блестит на солнце. — Папа умер! — кричу я. Надо мной склоняется мать. Волосы ее распущены, сухое лицо страшно и неподвижно.
– Крепите паруса и ничего не бойтесь! — командую я. — Начинается шторм!
– Опять кричит, — говорит няня.
Но вот мы проходим Индийский океан и бросаем якорь. Все погружается в темноту; спят матросы, спит белый город на берегу, спит мой отец в глубокой черноте, где-то недалеко от меня, и тогда мимо нашего заснувшего корабля тяжело пролетают черные паруса Летучего Голландца» («Вечер у Клэр»).
С той поры фраза «мальчик с детства бредил путешествиями» приобрела для Гайто зловещий смысл. Столько раз мечтали они с отцом вместе отправиться в кругосветное плавание, а теперь у каждого был свой маршрут — в одиночку. Впервые смерть явилась перед Гайто в мужском обличье, такой он опишет ее в книгах. В действительности же у нее не было ни пола, ни возраста. К 1913 году в семье Газдановых распалось не только мужское братство — одна за другой, с разницей в несколько лет умерли сестры. Первые десять лет жизни Гайто оказались наполненными встречами, путешествиями, расставаниями и невосполнимыми потерями. Эти годы оказались и последним мирным десятилетием жизни России.
Мертвенно-бледное лицо отца, пара семейных снимков несколько страниц романа «Вечер у Клэр»— так в памяти на пленке и на бумаге застыли эти годы в судьбе нашего героя.
Оставшись вдвоем с Гайто, Вера Николаевна отправилась на Украину. Посоветовавшись с родными, она решила устроить сына в Петровско-Полтавский кадетский корпус.