Гавана

Эрл выпрямился, повернулся к экзотической женщине и сказал:

— Знаете что, давайте поймаем вам такси.

— Превосходная идея, — ответила она.

Они поспешно вышли — им даже не пришлось проталкиваться сквозь толпу, поскольку она расступилась перед ними, — повернули налево по тротуару и удалились от «Ла Флоридиты» по безымянной улице, вдоль которой с обеих сторон также тянулись бары, заполненные народом.

— Кто вы такой? — спросила женщина.

— Вы не знаете моего имени. В общем-то, никто. Эрл Суэггер, — ответил он.

— О! — Она отступила на полшага в сторону и опять окинула его оценивающим взглядом. — Тот телохранитель. Конечно, кем же еще вы можете быть? Вы знаменитый герой. Все только и говорят о том, что вы присоединились к компании блестящих молодых людей с третьего этажа.

— Я не знаю, что это означает, — сказал Эрл.

— О, в таком маленьком городке нельзя сохранить тайну. Честно говоря, мне кажется, что вы слишком прямолинейны для этих парней. Они считают себя по-настоящему умными. Я не стала бы заводить с ними слишком близкого знакомства. Роджер еще ничего, но вот его кошмарный маленький помощник... Мне противно смотреть, как он притворяется, будто его ничего не интересует, хотя всем понятно, что он откладывает в памяти каждое произнесенное слово.

— Спасибо за предупреждение.

— И я должна выяснить еще одно. Вы на самом деле не знали, что это был за человек?

— Нет.

— Мистер Суэггер, вам просто цены нет. Даже не могу сказать, как мне это нравится. Так ему и надо, хвастуну. Это Хемингуэй. Писатель. Знаменитый, богатый. Прославленный рыбак и охотник.

— Кажется, я уже слышал это имя, — задумчиво произнес Эрл, пытаясь вспомнить, где и когда это было. — Что-то связанное со стрельбой? Да, стрелок из охотничьих ружей.

— Наверняка так оно и есть. Ну что ж, вы сделали из него дурака.

— Не собираюсь волноваться на этот счет. Он сам сделал из себя дурака. — Эрл окинул взглядом улицу в поисках такси. — Смотрите-ка, вот и оно. Такси! Такси!!!

Его хорошо поставленный командирский голос заглушил весь уличный шум, и такси тут же затормозило около них.

Эрл проводил женщину к машине и открыл заднюю дверь.

— Счастливого пути, — сказал он.

— Вы даже не намереваетесь пригласить меня выпить или намекнуть на то, что я должна пригласить вас к себе?

— Мэм, судя по всему, у меня только что уже была изрядная неприятность. На сегодня с меня достаточно.

— Зато маленькие мальчики, с которыми вы водитесь, подумают, что вы крутой из крутых. Хотя вряд ли вас это волнует. И это как раз то, что мне в вас нравится, мистер Суэггер. Ведь вам на самом деле безразлично, что о вас думают, не так ли?

— Честно говоря, мэм, мне это действительно безразлично.

Она открыла кошелек и вынула визитную карточку.

— Прошу вас, не зовите меня «мэм». Я ведь вам не двоюродная бабушка. Меня зовут Джин-Мари Огастин. Я возглавляю местный офис «Трансуорлд эр лайнз», мой муж пилот и часто бывает в отлучке. Но дело не в этом. Это опасный город, мистер Суэггер. Возьмите мою карточку. Если вам понадобится друг, позвоните мне. Я знакома со множеством людей, я могу обратиться к кому угодно, я говорю по-испански, как на родном языке, потому что это действительно мой родной язык. Я смогу помочь вам.

— Спасибо, — ответил он, — но я не собираюсь оставаться здесь надолго.

Женщина рассмеялась.

— Именно это я сказала, когда приехала сюда десять лет назад. Доброй ночи, мистер Суэггер.

— Доброй ночи, миссис Огастин.

— Между прочим, это ваша улица. Именно здесь вам надо жить.

— Моя улица?

— Ну да, смотрите.

Она взмахнула рукой, указывая на фасад углового здания справа, украшенный надписью: Calle Virtudes.

— Каль-е вир-ту-дес, — произнесла она с раскатистым "р": виррр-ту-дес.

— Ну и что?

— Это улица, на которой вам нужно жить. Я в этом уверена.

— Ничего не понимаю.

— В переводе на английский это означает: «улица достоинства».

Она улыбнулась, закрыла дверь, и такси укатило.

32

— Вы войдете туда. Если окажется, что это он, убейте его. Стреляйте в него много раз. Встаньте над ним и изрешетите пулями. Я отсюда подстрахую вас.

— Э-э... Подать вам какой-нибудь сигнал, Рамон?

— Не нужны нам никакие долбаные сигналы. Вперед, мой друг, пора подстрелить крупную дичь.

Капитан Латавистада, охваченный охотничьим азартом, изменился до неузнаваемости. На лбу у него густо высыпали бисеринки пота, кожа раскраснелась, он весь дрожал от нетерпения. Все это было не из-за того, что он чего-то боялся, ни в коей мере, — напротив, он был совершенно счастлив. Видимо, он готовился полностью перейти в мир насилия, в мир резни, приводившей его в такое ликование, что все остальное переставало для него существовать. Возможно, он и впрямь забыл, кто такой Фрэнки. Ему хотелось лишь одного: настичь добычу и убить ее самым мучительным способом.

— Vamos, amigo![48] — рявкнул он на Фрэнки, который еще ни разу не слышал такого тона от своего нового коллеги, но сейчас признал его за нечто редкое и весьма ценное. Это означало, что Рамон представлял из себя гораздо большее, нежели простой палач, — он был из тех немногочисленных людей, которые любят сражаться.