Гавань разбитых ракушек

— Обозлился. За то, что не поверила мне. Что сразу же отвергла, предала… Я так это видел. Злился страшно. Думал, раз не нужен, значит, не нужен. А потом захотел увидеть. Сделать это было несложно, ведь я работал на этот регион, вербовал людей, подбирал штаты. Тебя вот… подобрал. Правда, тебя не планировали так быстро посылать, но события спровоцировали действия. Да и я ручался, что ты готова и что ты там нужна. Туда после Нестора не планировали никого, думали, Лара сама справится. Но мы настояли на твоей позиции.

— Значит, ты тогда уже предполагал, что Лара…

— Да. Это оказалось не так уж легко. Мы вычислили ее звонки, о которых ты мне рассказывала, потом место ее работы. Не так уж много женщин-врачей с русским дипломом в Гамбии.

Вычислил. Все вычислил. Он умный. А она — идиотка. Она ничего не могла вычислить. Она верила всему, что ей говорили, и жила, как слепой котенок. Верила в Ларины россказни, вместо того чтобы набраться храбрости и увидеть, что стоит за ее словами. Верила Динаре. Хотя, казалось бы, уж ей надо верить в последнюю очередь. А ведь верила. И только маме не верила. В ее любовь не верила. Только в ее грехи. В это — с легкостью. Целый год бок о бок с ней жила ненависть. Не достаточно ли она на нее насмотрелась? Хочет ли тоже жить в таком аду? Истории-перевертыши. Она должна была увидеть в них обратную сторону. Но чуткости не хватило. Как и не хватило для Дениса. В плохое так просто верить! Обижаться и жалеть себя — проще не бывает. Комфортно и легко. Придумать множество веских причин, чтобы сбежать от себя самой.

Отвернулась. Прислонилась спиной к его прохладной спине.

— Кто родился?

— Никто.

— То есть?

— Выкидыш. Или аборт. Не знаю.

— Жаль.

«Жаль» относилось к такому множеству вещей на самом деле, что они оба замолчали. Любое следующее слово будет началом нового витка.

— Пора двигаться, — сказал он.

Ольга кивнула. Пора.

* * *

Я — река. Я — сладкая вода мудрой реки. Я огибаю горы и извиваюсь в долине, я разбиваюсь на мелкие реки в густом лесу и вновь сливаюсь в единую широкую водную гладь. Я ласкаю руки уставшим женщинам и возвращаю им силу. Я целую лепестки цветов, брошенных одинокими девушками в воду, и ветер несет их на губы будущих женихов, завораживая магическим ароматом. Я отражаюсь в зеркалах на алтаре у берегов моих, я вкушаю сладость меда, поднесенного бесплодными женщинами, и в чреве просительниц зарождается новая жизнь. И я знаю, что чрево — это лишь место, гнездо, где ребенок получает жизнь. А потом его судьба зависит не всегда от тех, кто его породил. Зависит от тех, кто его растил.