Мак переводит взгляд с меня на Джексона, но о чем бы он ни думал, он не облекает это в слова. Он кивает с еще одной улыбкой.
— Логично держаться поближе к дому. Мы ценим все, что вы в состоянии сделать.
Я прощаюсь с ним, а затем подхожу к Рэйчел, которая стоит у своего мотоцикла.
— Было приятно с вами познакомиться, — говорю я ей. — Не стесняйтесь заглядывать, если снова будете проезжать этим путем.
Она улыбается и благодарит меня. Она не такая теплая, как Мак, но мне кажется, что внутри нее есть что-то настоящее и хорошее, и мне это нравится.
— И поблагодари своего папу, — добавляю я, не желая быть грубой и игнорировать его, хотя мужчине явно наплевать на сам факт моего существования.
— Он не мой папа, — говорит она, забираясь на свой мотоцикл.
Я моргаю.
— Мы семья, — объясняет она, явно не раздражаясь и не смущаясь из-за моей ошибки. Должно быть, это происходит постоянно. — Но он не мой отец.
С этими словами она заводит двигатель. Я отступаю, а затем, еще раз помахав Маку, направляюсь обратно к нашему пикапу, где ждет Джексон.
Когда остальные скрываются из виду, мы садимся в грузовик. Прежде чем включить зажигание, Джексон поворачивает голову ко мне лицом.
— Довольна?
Я не совсем понимаю, о чем он спрашивает. Может, это просто случайный вопрос, поэтому я просто киваю.
Похоже, Джексон не принимает это как ответ. Спустя минуту он говорит:
— Ты все еще хочешь отправиться туда, чтобы помочь, не так ли?
Я встречаюсь с ним взглядом. Он выглядит странно беспокойным. Немного расстроенным, немного злым и немного сбитым с толку. Но в основном беспокойным. Как будто что-то вот-вот вырвется у него изнутри.
По непонятной мне причине я хочу, чтобы это вырвалось наружу. Я хочу хоть раз увидеть и почувствовать, о чем Джексон на самом деле думает, вместо того чтобы пытаться прочесть знаки и использовать их, чтобы понять этого стоического, сдержанного мужчину.
Поэтому я отвечаю:
— А почему бы и нет?
— Ты знаешь, почему, — теперь он хмурится.
— Я знаю, почему ты думаешь, что мы не должны этого делать, но это уже недостаточно хороший ответ. Это уже не так опасно, как раньше. У нас есть многое, чего нет у других. Почему мы не должны пытаться помогать другим людям?
Мышцы на его челюсти подергиваются.
— Неужели помогать другим людям важнее, чем заботиться о людях, которые есть у тебя дома?
— Нет, — этот вопрос действительно расстраивает меня. Заставляет чувствовать себя виноватой. — Конечно, нет. Но почему мы не можем сделать и то, и другое?
Джексон ничего не отвечает на эти слова, и я не знаю, что еще сказать. Он недоволен, и я тоже, когда он везет нас обратно домой.
***
Той ночью, когда я готовлюсь ко сну в своей собственной комнате, я чувствую себя еще хуже из-за ситуации с Джексоном.
В этом не должно быть ничего особенного. За эти годы мы столько раз ссорились и пререкались, что это стало для нас второй натурой. Бывали недели, когда я едва могла выносить его вид, и мы общались только для того, чтобы решить логистические вопросы. Небольшое напряжение в грузовике сегодня днем не должно быть из ряда вон выходящим случаем. Это вообще не должно меня беспокоить.
Но тем вечером меня почти тошнит, пока я убиваю время перед уходом в свою комнату, приводя в порядок гостиную и кухню даже после того, как все остальные легли спать. Затем я долго отмываюсь после рабочего дня водой с мылом и мочалкой.
Было бы неплохо принять горячий душ.
Но, возможно, я больше никогда не смогу принять душ.
Суровая истина этого понимания — каким бы тривиальным оно ни было в контексте гораздо более важного — прямо сейчас кажется ужасной. Что горячий душ теперь — часть моего прошлого. Точно так же, как ощущение себя в безопасности в одиночестве. И походы по магазинам за одеждой. И ужин где-нибудь с родителями.
Как и сами мои родители.
Как и Молли.
И, может быть, какие-то странные, извращенные отношения, которые у меня были когда-то с Джексоном.
Мои глаза горят, когда я умываюсь, а затем медленно расчесываю все спутанные волосы.
Я продолжаю расчесывать их в течение долгого времени, стараясь не заплакать.
Я все еще провожу щеткой по волосам, когда раздается легкий стук в мою дверь. Я вздрагиваю от неожиданности, но тут же подхожу посмотреть, кто это.
Джексон. Стоит на пороге моей комнаты в брюках, которые он носил весь день, и больше ни в чем.
Он мрачно хмурится.
— Что…?
Он прерывает мой удивленный вопрос, входя в комнату.
— То есть, ты собираешься вот так просто меня бросить?
Я замираю, за исключением моих век, которые опускаются в очень медленном моргании.
— Ч-что?
Он закрывает дверь спальни ногой.
— Ты просто бросаешь меня, не сказав ни слова? Ты зла и боишься открыться, и вот как ты решаешь с этим справиться? Ты перестанешь проводить со мной ночи? Ты так поступишь со мной после всего, через что мы прошли?
— Я не… — я так потрясена, что, кажется, не могу поспевать за ходом разговора. Все это вообще не имеет никакого смысла. Поэтому, естественно, сначала я говорю самую неуместную вещь. — Я не боюсь.