Гастролер

Но генерал все же вышел из «Волги» и подошел. Усмехнувшись чему-то своему, он похлопал ефрейтора по плечу и спросил, просверлив его черными глазами:

— Какой год службы?

Смущенный солдатик не знал, что ответить генералу: вроде как не положено ни в разговоры вступать с посторонними, ни подпускать их к конвою, да тут такое обстоятельство — генерал как-никак интересуется…

— Второй! — отрапортовал ефрейтор и в ту же секунду увидел, как генеральская рука вздернулась и зажатый в ней пистолет нацелился ему точно в лоб.

— Не вздумай дергаться, сынок, шлепну не задумываясь! — спокойно сказал чернявый «генерал».

Все от неожиданности замерли.

— Автомат на землю! И три шага назад! — жестко скомандовал генерал. Из «Волги» выскочили еще двое — оба с автоматами Калашникова и в цивильном.

Ефрейтор, как на учениях, положил оружие под ноги и, выпрямляясь, четким строевым шагом отошел на положенное расстояние.

— Я этих беру, а ты пацаном займись! — крикнул генералу один из тех, кто выскочил из «Волги».

За все это время замерший у боковых дверей «рафика» Алек даже не шевельнулся.

Ангел, ухмыльнувшись, взглянул на него и тихо сказал:

— Подними «калаш» и отходи к машине, а я этим пупкарям скажу последние напутственные слова.

Он прошил ефрейтора и фельдшера таким взглядом, что у тех по телу пробежали мурашки. На водилу, который окаменел у спущенного колеса, он даже не взглянул.

— Мы сейчас отъедем. У нас тут с вашим раненым кой-какой базар есть, а вы пока посидите… И не вздумайте дернуться следом…

И «Волга», оставив за собой клубы пыли и выброшенный на дорогу «калаш» без магазина, помчалась в сторону шоссе…

Глядя сейчас на Алека, я вспомнил ту лихую, как в старых американских ковбойских кинофильмах, операцию по освобождению молодого пацана. И напряженно думал, сдюжит ли… Должен сдюжить. Полгода он уже служил при мне личным помощником и посыльным, ни разу не заставив меня усомниться в его преданности, отваге и бесстрашии.

В конце концов, когда-то же надо парню настоящую проверку устроить. Вот его черед и настал.

— Вот какое дело, Алек… — начал я тихо. — Придется тебе съездить ненадолго в Дагестан…

Глава 27

В Махачкалу Алек приехал один, по-тихому. Вопрос с Зауром Кизлярским был решен на малом сходе, который Медведь собрал в экстренном порядке сразу после событий в спорткомплексе и убийства его посыльного, совершенного людьми Заура.

Теперь устранение дагестанского пахана стало для воров делом чести.

Вместе с Алеком Медведь продумал операцию во всех мельчайших деталях. Его не смущало то, что по старым воровским понятиям без согласия большого схода вопрос о жизни или смерти законного вора, а Заур числился в законных, никто не имел права решать самочинно. За это сход мог сурово наказать зарвавшегося, расправившись с ним самым жестоким образом.

Медведь теперь точно знал о причастности Заура к событиям во время хоккейного матча. Это дагестанский авторитет, нарушив все воровские принципы, поднял руку на смотрящего и его людей, замутил воду с общаком, пытаясь прибрать его к своим рукам. Причем действовать он стал внаглую и очень спешно, а значит, дров мог наломать немерено.

На дело в солнечный Дагестан был направлен молодой, подающий серьезные надежды парень, которому Медведь доверял и в котором был уверен. Он знал, что Алек выполнит все точно так, как он задумал. И никаких проколов тут не могло быть. К тому же Заур, как и все пиковые воры старой закалки, был по натуре фаталистом и не держал возле себя постоянной профессиональной охраны, как в последнее время стало модно у новых воров. Чувствуя себя полновластным хозяином в своей обширной вотчине, Заур принимал гостей званых и незваных без особых опасений. Самой надежной охраной для себя считал принадлежавшее ему звание вора в законе. Отсутствие хлопотной охраны, конечно, упрощало дело, хотя и не отменяло определенных проблем: Заур был не просто авторитетом, а смотрящим всего Дагестана и почти половины Северного Кавказа, то есть настоящим воровским генералом…

Резиденция Заура располагалась на окраине Махачкалы, в частном доме с расписными резными колоннами по фасаду, в котором он и жил бобылем. Баб Заур не привечал, а порой даже и сторонился, так как почти всю жизнь протянул по этапам и зонам, да и возраст его почтенный уже почти подошел к критическому, как говорят, пенсионному. Сам он из дому выезжал довольно редко, в основном по делу, объезжая своих сатрапов, промышляющих на Кавказе. Изредка приходилось ему сниматься с насиженного места и ехать совсем далеко, в Москву, или Питер, или еще куда, но лишь по случаю большого воровского схода или какой-нибудь очень серьезной разборки.

Как истый вор, по домашним делам он никогда не отвлекался, и жратву и всякое житейское барахло ему доставляли прямо на дом пару раз в неделю его верные помощники. В быту Заур был неприхотлив, потому как два десятка лет, проведенных за колючей проволокой, приучили его к спартанскому житью-бытью, ел мало и скромно. А вот в куреве себя никогда не ограничивал — безустанно смолил папиросы «Беломор» да баловался среднеазиатской дурью.