Гарри Поттер и Пушистые проблемы (СИ)

Гарри, взяв мешочек, рванул к раковинам, нашел чистую емкость, широкогорлую литровую банку, наполнил её водой и осторожно высыпал буро-зелёный порошок, старательно размешал стеклянной ложкой, которую, слава Богу, нашел здесь же.

Почувствовав, что лекарство готово, Гарри двумя руками поднял банку и собрался было нести её, но неожиданно обнаружил, что в классе никого нет. На какую-то секунду он растерялся, но тут из двери напротив, между стеллажей, раздался нетерпеливый оклик декана:

— Гарри, дорогой, ты скоро?

— Да-да! Иду! — Гарри с облегчением поспешил туда. Войдя, он протянул профессору Стебль банку и только теперь позволил себе осмотреться. Это оказалась спальня профессора Снейпа. Просторная, без окон, освещенная свечами в канделябрах вместо привычных для Гарри шариков-светильников. Северус лежал на кровати поверх покрывала, мантия снята с него и валяется на полу, правая штанина его брюк была порвана в спешке профессором Стебль, и теперь та с крайне удрученным видом рассматривала рваную рану на распухшей ноге. Гарри сглотнул и подошел ближе, снова протянул банку, Помона не глядя взяла её и поставила на тумбочку возле кровати, потом торопливо сказала:

— Гарри, дорогуша, я сейчас займусь ногой, а ты возьми полотенце, смочи и вытирай ему лицо, шею и грудь, хорошо?

Гарри кивнул и молча делал то, что ему сказали, смотря, как профессор Стебль обрабатывает рану. Сначала она её промыла, потом покрыла ногу какой-то жуткого вида мазью грязно-зелёного цвета, впрочем, эта гадость и пахла так же гадко, смесью дегтя и серы с полынью… Потом нога была чем-то обернута, Гарри не понял, чем, похоже это было на очень тонкую губку или прессованный мох.

Когда всё было закончено, Гарри робко спросил:

— Он поправится? Я слышал, его цербер укусил.

— Конечно, поправится, Гарри, мы же ему помогли! А цербер… Непонятно, с чего Пушок на Северуса-то набросился. Надо Хагриду сказать, что его питомец нехорошо себя ведет, ишь, на людей кидаться начал, ай-яй-яй…

Северус тихо застонал, и мадам Стебль тут же склонилась над ним. Убрала со лба мокрые волосы, погладила по щеке и ласково что-то шептала при этом, Гарри напряг слух и сумел расслышать что-то вроде «всё хорошо, сынок». Потом она села на стул рядом и вздохнула.

— Посидеть надо, Гарри, температура у него…

Гарри безотчетно подошел к ней и прижался к её полному боку, деканша молча обняла, прижимая его к себе. Гарри шепнул куда-то ей в плечо:

— Вы его давно знаете, да?

— О да, давно, с первого его курса, как сейчас помню их, маленьких, щупленьких, а сколько горя у него в глазенках было, когда подружку его на другой факультет определили, о-хо-хонюшки, да и девчушка не обрадовалась тому распределению, так и продолжала таскаться за ним хвостиком.

Гарри затаил дыхание, неужели… А мадам Стебль тем временем продолжала предаваться воспоминаниям:

— Они ж, оказывается, ещё до школы познакомились и подружились, вместе и в Хогвартс приехали, мечтали на одном факультете учиться. Но увы, не сложилось. И ведь продолжали дружить, несмотря ни на что! И дружили — всю школу и после неё. Правда, потом вроде дружба прервалась, ну да дело житейское, с кем не бывает? А уж после свадьбы-то тем более… Она ж, понимаешь, красавицей была, Лили-то. Парни штабелями к её ногам валились, и среди них Джеймс Поттер, папа твой, — здесь Помона ласково взъерошила волосы внимательно слушавшему её Гарри, после чего потекла повествовать дальше: — Мы с Минервой, бывало, спорили до хрипоты, что Лили всё-таки девушка Северуса и свадьба у неё будет с ним, а не с Джимом. Победила я, Гарри, я ж в отличие от Минервы кое-что знаю про Северуса и всегда знала, что они с Лили просто друзья. Ах, как они дружили! Сколько раз я ловила их после отбоя в каком-нибудь закуточке, сидят рядышком, зароются в книжку и ничегошеньки вокруг не замечают! На зельеварении они самые первые, в травологии и на чарах тоже зарабатывали высшие баллы…

Северус беспокойно зашевелился, и Помона смолкла, Гарри отметил, что профессор сглатывает, и пошарил глазами по комнате в поисках графина с водой и стаканов. Найдя их на письменном столе, отошел, чтобы налить воды, принес, Помона кивком поблагодарила его и осторожно напоила Северуса.

Потом они снова сидели рядом, но уже молча, стерегли покой больного.

А Северус… Ну, он постепенно погрузился в глубокий исцеляющий сон, боль в ноге ушла, ушел и изнуряющий жар, и голоса где-то на краю сознания уже не мешали ему. А напротив, внушали ему успокаивающую мысль, что он — не один, что в этот тяжёлый, трудный час кто-то находится рядом с ним, кто-то очень близкий и надёжный.