— Нет! — а потом, минуту промолчав, прояснила: — Теперь здесь и так свербит силой, а лишний раз снаружи ей светить крайне не хочется. Да и, чувствую, теперь снова придётся в другое место переселяться, здесь теперь оставаться опасно. Так что сейчас у избы разойдёмся, ты своего спасённого забираешь и уходишь, а я постараюсь сохранить себе жизнь, хотя-бы в этот раз.
Старик, тем временем, вытащил мужчину, снова взвалив себе на плечи, правда уже живого, а не как в предыдущие разы.
— Давай хоть ты вещи ему какие дашь, ведь мне ж не нагим его в дорогу-то тащить? А то окоченеет и снова помрёт. — спросил он, когда ведьма, ещё раз пройдясь по землянке и туша недавно зажженные свечи, уже стояла у двери и собиралась выходить. Та, чуть подумав, ответила с какой-то таинственной печалью:
— Да… Вещи дам, только ты снаружи подождёшь, а я тебе быстро вынесу, да кину тебе… Вроде остались старые, ещё Свентовит в них ходил, когда живой был.
После этого ведьма вышло и снова засеменила, только теперь обратно к избе.
— Тебе стоит забыть давно, уж сколько лет прошло. — широкими шагами, торопясь, шёл за ней колдун, пытаясь подбодрить.
Яга, чуть обернувшись, ответила практически без эмоций:
— Мать никогда не сможет забыть своего сына, как и его смерть. Тебе того не понять, покуда твой жив и здравствует, прислужничая у Одноглазого.
Ляяхйе промолчал, тихо вздохнув. Когда они оказались у избы, то беловолосая ведьма, как и сказала, довольно быстро вбежала в своё жилище на «курьих ножках», а затем, чуть приоткрыв дверь, кинула оттуда серого цвета рубаху, тёмные штаны с меховым прокладом, да какую-то чёрную, потрёпанную, мужскую шубку.
— Прощай, Мороз! Может и не увидимся боле. — донеслось из-за двери, а затем дверь захлопнулась. Кинутые же вещи, подсвечиваясь лёгким аловатым свечением, подлетели к мужчине на плечах у колдуна и налезли сами собой.
— И тебе до скорого, ведьма. — тихо сказал он, а затем, метнув короткий взгляд на теперь уже одетого изменённого, добавил: — Ну, мне меньше проблем. Стал бы я ещё одевать какого-то голого мужика с верхов.
И, вновь пробираясь сквозь лес, вдоль тропы, пошёл колдун. Снова появлялись красные огоньки, но они были уже не столь пугающими, как то было в первый раз. И, когда Ляяхйе подошёл к границе, то как-то нездорово нахмурился: всё было также, соль, перемешанная с красной травой, ограждающая этот лесок от всего внешнего, снега и сугробы, на небе горело уже позднее дневное светило, но было что-то нехорошее или, возможно, это лишь ложное предчувствие.
Когда старый лесник переступил, то всё тоже было нормально, он немного прошёл по тропе вперёд, осматривая окрестные снега и белёсые поляны в поисках Скёна, но того не было. Вздохнув, он громко сказал, обратившись просто в воздух:
— Свирвальд! Ринг ден стора хьёртенн! — после этого в воздухе снова появился его топор с лезвием, покрытым рунами, и, взлетев, быстро полетел куда-то, пока и вовсе не пропал из виду, оставляя за собой лишь короткое зеленоватое свечение.
Дабы не томиться в ожидании, Ляяхйе удалось откопать из-под снега пенёчек и небольшую выемку рядом, чтобы можно было положить мужчину. И, уже сидя, он ушёл в себя: его глаза засветились блеклым синим светом, а на кистях с пальцами появилась небольшая ледяная корка.
В это же время не так далеко в небесах появился огромный чёрный провал, словно прорываясь и растрескиваясь по небу, сквозь который проглядывались какие-то каменные башни. А через пару секунд оттуда вылетела огромная чёрная виверна с двумя лапами и большими крыльями. Её морда была испещрена глубокими шрамами и следами от ран, а тело обвязано множеством ремней, чтобы укрепить седалище, на котором сейчас восседало три всадника в тёмной тяжёлой броне, мерцающей под лучами светила. Но их лица не были защищены шлемами или иными уборами, оставаясь открытыми: это было два средних лет мужчины, один из которых опустил длинные рыжие волосы, собранные в пучок, а другой наоборот, был рус и обстрижен очень коротко, третья же была темноволосой женщиной лет сорока, её лицо было симпатично, если бы не одно «но» — её правое ухо было наполовину обрублено, и теперь там, вместо слухового органа, торчал лишь неприятный обрубок. Их лица были достаточно грубы, а взгляды далеко не добрые, словно они пытались здесь что-то найти, очень часто метая взоры в сторону леса и переговариваясь.
Лесник же не думал возвращаться в нормальное состояние, так и замирая в медитативном положении, словно угрозы рядом и не было.
Всадники же на драконоподобной живности, заметив двух людей не так далеко от леса, что-то друг другу сказав, стали спускаться в их сторону. А в их руках вдруг материализовались какие-то странные тёмно-серые металлические посохи, с двух сторон которых были пустые проёмы. Помимо этого, они были испещрены различного рода письменами и узорами, горящими фиолетовым светом.
На земле вдруг, глубоко вздохнув, прямо посреди снега, вдруг очнулся изменённый и, вперив выпученные глаза на стремительно опускающуюся вниз виверну, а затем и на колдуна, коротко и с чувством сказал по-русски: