Гарибальди

Его опасения оправдались: очутившись на большой высоте, он увидел вдали неприятельскую колонну, около двух тысяч штыков, двигавшуюся с севера с явным намерением занять позицию на высотах: это была колонна генерала Гио. Положение было крайне серьезным, действовать приходилось быстрее. На стороне врага был численный перевес. Если бы бурбонцы вздумали сразу атаковать гарибальдийцев, они бы их, вероятно, разбили. Если бы они успели первыми занять высоты, всякое сопротивление было бы бесполезным: Реджо расположен на берегу моря, и прибрежные горы окружают этот город почти замкнутым кольцом. Единственный шанс победы заключался для Гарибальди в необыкновенной уверенности и быстроте действий. Он сразу понял это. Господствующие высоты были взяты им раньше, чем бурбонцы достигли их. Неприятель не выдержал убийственного огня невидимых стрелков, укрывавшихся в горах за скалами, и обратился в бегство. В руках Гарибальди оказались богатые запасы оружия, патронов и провизии.

Он продолжал преследование, и корпус Гио на следующий день сдался. Сдались также все форты, господствующие над Мессинским проливом.

Энгельс пишет об этом походе:

«По мере того как развертываются события, мы получаем возможность понять тот план освобождения Южной Италии, который разработал Гарибальди, и чем ближе мы знакомимся с этим планом, тем более восхищаемся его грандиозностью. Такой план можно было задумать и проводить в жизнь только в такой стране, как Италия, где национальная партия так прекрасно организована и находится целиком под руководством человека, с таким блестящим успехом обнажившего свой меч за дело итальянского единства и независимости»[55].

С огромным интересом и сочувствием следили К. Маркс и Ф. Энгельс за всеми перипетиями освободительного похода Гарибальди. В своих регулярных корреспонденциях в «New-York Daily Tribune» и в письмах друг к другу они дали полную картину и обстоятельный анализ этого похода.

«В настоящее время мы располагаем подробными сведениями относительно завоевания Гарибальди Нижней Калабрии и полного рассеяния неаполитанских войск, которым была поручена ее защита, — пишет Ф. Энгельс в статье 24 сентября 1860 года. — В этот момент своей победоносной карьеры Гарибальди показал себя не только смелым вождем и ловким стратегом, но и научно подготовленным генералом. Наступление главными силами против цепи прибрежных фортов — это такое предприятие, которое требует не только военного таланта, но и военных знаний; можно с удовлетворением констатировать, что наш герой, который за всю свою жизнь не сдал ни одного военного экзамена и который вряд ли когда-либо служил в регулярной армии, так же хорошо справляется с этим видом войны, как и со всяким другим…

Герою Италии открылся, наконец, путь на Неаполь»[56].

Пока Гарибальди триумфально двигался к Неаполю, закулисные интриги кавурианцев продолжались. Друг и сподвижник Гарибальди Бертани рассказывает о следующей характерной сцене в Фортино (возле Сапри), свидетелем которой он был:

«Гарибальди сидел в комнате остерии (кабачка), на табурете. Справа стоял Тюрр, в глубине комнаты находился Козенц. У стола, ожидая диктовки, с пером в руке сидел Бассо и рядом с ним Пиола (командующий сицилийским флотом). Войдя, я услыхал, что Гарибальди громко диктует:

— Бассо, напишите: «Дорогой Депретис, предлагаю вам совершить присоединение Сицилии к Пьемонту, когда вы найдете это нужным…»

Я почувствовал, что кровь прилила к моему лицу: глаза всех присутствующих сразу устремились на меня. Я понял, насколько важен этот момент. Гарибальди прервал диктовку и устремил на меня пронизывающий и вопросительный взгляд. Я постарался взять себя в руки и спокойно сказал Гарибальди, так же пристально глядя на него:

— Стало быть, генерал, вы отрекаетесь от своего дела?

— Как так? — спросил он с удивлением.

— Вы перерезаете жилы итальянской революции, — ответил я, — вы отказываетесь от выполнения своей программы. Сицилия для вас громадный источник сил, тем более сейчас, когда вы еще не вступили в Неаполь.

— Эти друзья, — сказал Гарибальди, указывая на Тюрра, Козенца и Пиолу, — уверяют меня, что этого хочет сама Сицилия, что там недостаток в деньгах, что на острове нет достаточного числа волонтеров, что все они не умеют владеть оружием, что туринское правительство сумеет нам оказать большую помощь.

Тюрр и его товарищи энергично кивали головами в знак подтверждения слов генерала. Я ответил:

— Ваши партизаны будут вам верны и пойдут за вами всюду, куда вы их поведете для борьбы за свободу родины. Все-таки Сицилия вела войну исключительно на сицилийские деньги. Мессинская касса может и сейчас предоставить в ваше распоряжение сотни тысяч пиастров. Сейчас мы идем в богатые провинции, охваченные энтузиазмом, восхищенные вашими победами, — и вы боитесь остаться без оружия и людей! Нет, генерал, ищите причины, по которым у вас хотят вырвать из рук Сицилию» где-нибудь подальше, очень далеко отсюда.

Генерал задумался. Затем, покачав головой, он тихо молвил:

— Да, вы правы.