Итак,
О милостивый государь, о
Вот я вам сейчас докажу, что вы должны мне вернуть их!
Xa-xa-xa! Недурно сказано! Точь-в-точь
Ax, domine, прошу вас
Некий латинист, проживающий недалеко от больницы, однажды, процитировав светского поэта Балдануса, — то есть, виноват, Понтануса {71}, — изъявил желание, чтобы самые колокола были сделаны из перьев, а языки — из лисьих хвостов, иначе, мол, у него от них мозговая колика начинается, когда он плетет свои стихообразные вирши. Но за это самое, туки-тук, туки-тук, лясь, хрясь, вверх тормашки, кувырком, его у нас объявили еретиком, — ведь мы еретиков, как блины, печем. А засим, как говорится: «Свидетель, вы свободны!»
Глава XX.
Когда богослов окончил свою речь, Понократ и Эвдемон залились таким неудержимым хохотом, что чуть было не отдали богу душу, — точь-в-точь как Красс при виде осла, глотавшего репейники, или Филемон, который умер от смеха при виде осла, пожиравшего фиги, приготовленные к обеду. Глядя на них, захохотал и магистр Ианотус, — причем неизвестно, кто смеялся громче, — так что в конце концов на глазах у всех выступили слезы, ибо от сильного сотрясения мозговое вещество отжало слезную жидкость, и она притекла к глазным нервам. Таким образом, они изобразили собой гераклитствующего Демокрита и демокритствующего Гераклита.
Когда же все вволю насмеялись, Гаргантюа обратился за советом к своим приближенным, как ему поступить. Понократ высказал мнение, что блестящего оратора следует еще раз напоить и, ввиду того что он их развлек и насмешил почище самого Сонжекре {73}, выдать ему десять пядей сосисок, упомянутых в его игривой речи, штаны, триста больших поленьев, двадцать пять бочек вина, постель с тремя перинами гусиного пера и весьма объемистую и глубокую миску, — словом, все, в чем, по его словам, он на старости лет нуждался.