Горацио провожает Офелию до ручья, после сообщает королеве о том, что Офелия утонула, и уходит к себе. Слуга докладывает ему, что явились какие-то матросы с письмами. Глава пиратов (на самом деле он никакой не пират; см. заметку Марка Борнштейна на с. 362) вручает Горацио три письма от Гамлета — одно адресовано Горацио, другое королю, третье королеве. Горацио читает письмо, адресованное ему, но вместо того, чтобы, как просит Гамлет, «устроить доступ к королю» тем, кто принес письма, передает два письма через Клавдио (начальника королевской канцелярии, попавшего на эту должность, очевидно, благодаря созвучию своего имени с именем короля.)
Затем Горацио бежит из Эльсинора.
Король в это время склоняет Лаэрта на свою сторону.
Королю передают два письма от Гамлета. Появляется королева и со слов Горацио рассказывает королю и Лаэрту о смерти Офелии…
Мало того, что у Горацио нет алиби, он еще и сам себя уличает, когда в сцене на кладбище из двух реплик Гамлета мы узнаем, что о восстании Лаэрта (равно как и о смерти Офелии) он принцу не рассказал. Прав Первый могильщик:
Не ошиблась и королева: смерть Офелии — именно мутная и темная смерть. И эта смерть — вопрос жизни и смерти самого Клавдия, ведь безумная Офелия одним своим видом может поднять и второе восстание против ненавистного датчанам режима (как подняла она первое). И во всей Дании есть только три человека, которые это понимают: сам король, джентльмен-соглядатай (от его услуг Шекспир, впрочем, в поздних редакциях отказывается) и Горацио, который предупреждал королеву (а до нее, конечно, и короля) именно об этой опасности.
Предупреждая короля о восстании (и тем давая ему возможность подготовиться к встрече с Лаэртом), Горацио произносит монолог, в котором многократно (!) повторено имя Лаэрта. Эта многократность Шекспиру нужна для того, чтобы зритель сопоставил эти слова с вроде бы случайной фразой Гамлета, оброненной им для Горацио во время похорон Офелии:
Вернувшийся из ссылки Гамлет не знает, что Горацио прекрасно известно, кто такой Лаэрт. Значит, Горацио не рассказал своему другу о восстании Лаэрта и о собственном поведении во время оного. Всё это настолько не укладывается в традиционно понимаемый образ «благороднейшего друга» и «справедливейшего из людей», что тот же М. Морозов просто исключает Горацио из сцены доноса на Офелию.
Между тем всё логично: Горацио уже начал делать карьеру по шпионскому ведомству, заменив отъехавшего во Францию Рейнальдо. (Ведь Гамлет сослан в Англию и, скорее всего, его уже нет в живых!) Оставшись в Эльсиноре без покровителя и денег, Горацио вынужден пойти на службу к королю. Нет, он не станет доносить на Гамлета, ибо сам был активным соучастником заговора против короля. Но поручения короля исполнять ему придется. Так что мнение Л. С. Выготского, согласно которому Горацио — образ наблюдателя, не принимающего никакого участия в развитии сюжета, как мне представляется, — всего лишь остроумная натяжка, обусловленная психологической установкой Гамлета (и сочувствующего принцу зрителя) видеть в Горацио друга. Именно Горацио спускает курок трагедийного сюжета, решая, что надо сказать Гамлету о Призраке, он отдает приказ бить покойного короля алебардой и т. д.
Некий Господин и Горацио не ошиблись, утверждая, что безумная Офелия — вызов государственной безопасности. Скоро начнется мятеж против Клавдия, и повстанцы во главе с Лаэртом штурмом возьмут замок. Но пока гроза только собирается.
Это сказано королем вслед Офелии. Но несколькими страницами раньше вслед Гамлету тот же Клавдий говорит:
«Следуйте за ним по пятам…» Это первая фраза монолога короля, в котором он впервые называет вещи своими именами и приказывает английскому королю убить Гамлета. Видимо, каждое время создает подобные эвфемизмы для распоряжения об убийстве. Вот неполный набор из других времен и культур: «Скажи ей, чтоб она царевича блюла…», «Сделайте ему предложение, от которого он не сможет отказаться…», «Позаботьтесь о нем…», «Проводите его…» и т. п.