Гамбит Вепря

— Царствовала три года. Громила всех в турнирах. Умножала славу нашей страны. И что? Чтобы отстоять корону, тебе оставалось выиграть одну партию. Напустить вепря на китаянку. Он смял бы ее! Она только что продула белыми. И ты вдруг разыгрываешь… шотландку. Шотландку убогую, беззубую, дурацкую! После вепря это… кролик какой-то. Овца паршивая. Разыграла дебют, словно школьница. Ну, и смяла она тебя. И последнюю ты тоже слила. Начисто. В унитаз китайский. ******, как говорят наши русские друзья. Корона свалилась.

— Господин Президент, у меня был душевный кризис.

— А у меня он перманентно, — произнес он, мрачно глядя в окно. — Все активы моей семьи и друзей заморожены на Западе и в Штатах. Слетать в Ниццу или на Сардинию я уже не могу. В Крым — пожалуйста. Но там, pardon, кал в море плавает… Санкции. А тут еще корона свалилась. Завтра введут эмбарго на нашу свинину, и что? Душевный кризис, видите ли, у нее…

Он усмехнулся, сунул руки в карманы и подошел к ней.

— Какого черта у тебя в решающей партии вдруг душевный кризис?

— Понимаете… — она вздохнула, колыхнув грудью. — У меня кое-что случилось.

— Влюбилась в парня?

— Нет.

— Слава богу… Марушка дарит тебе нежность?

— Да, да…

— Она же летала к тебе в Осло, да?

— Да… прилетала.

— Тебе было хорошо?

Она кивнула.

— Тогда какого хера ты все просрала?! — прорычал он, оттолкнув ее голову.

Она согнулась, закрыв лицо руками.

— Все, все просрать одним махом! — он вскинул руки. — Десять лет работы! Десять лет, а?!

Она молчала, спрятав лицо и замерев, ожидая удара. Зло ткнув пальцем ее в плечо, он отошел к окнам, глянул в них, потом вернулся к своему месту, налил себе шампанского, осушил бокал и яростно швырнул его в окно. Брызнули осколки.

— Душ-ш-е-вный кризис!

Постояв, тяжело дыша, сунул руки в карманы, покачался и произнес:

— Выпей.

Валерия сидела, замерев.

— Я говорю вы-пей! — прошипел он.

Она распрямилась, взяла бокал, отпила.

— И рассказывай, что стряслось. Какой, к черту, душевный кризис.

Обняв бокал обеими ладонями, она заговорила:

— В ту ночь… ночь перед партией мне… мне приснился…

Она смолкла.

— Кто?

— Мне… приснился… ангел, — произнесла она дрожащим голосом.

— Ангел?

— Да.

— Какой?

— Он был… он весь…

— Сиял? Тогда это Люцифер. Он всегда сияет.

— Нет, ангел не сиял. Он был как обычный человек. И весь как… как добро.

— Добро?

— Да. Весь как добро…

Она всхлипнула и заплакала.

— Хватит выть! — прошипел он.

Она перестала, вздрагивая плечами.

— Что значит — как добро?

— Ну… он был сделан из добра.

— Из золота, что ли? — усмехнулся Президент.

— Нет. Он был человек. Но этот человек был сделан из… добра. Из молекул добра, из атомов добра, весь, весь… только из этого. И это было так сильно… это был так… — она замотала головой. — Я сразу почувствовала, что он не такой, как мы все. Он… он добрый. Даже не то что добрый, а просто… он и есть добро. То есть… весь, целиком, как… ну, как камень, если так сказать, если бы камень был целиком из добра. И он был из добра…

Она замолчала, качая головой.

— Ну, продолжай, продолжай, — он подошел к ней.

— И он… стал говорить со мной.

Она снова замолчала и спрятала лицо в ладони.

— И что сказал этот добряк?

Она замотала головой:

— Я… не могу…

Президент осторожно взял ее за плечи:

— Успокойся, рассказывай спокойно.

— Нет… я…

— Успокойся!

— Нет.

— Что такое?

— Мне трудно это пересказывать.

— Почему?

— Потому что… он говорил про вас.

— И что он сказал?

Она замолчала. Президент бережно тронул ее за плечи:

— Не бойся, говори.

— Он сказал… — начала она срывающимся голосом, — что вы… страшный человек.

Она спрятала лицо в ладонях. Президент молча стоял, положив ей руки на плечи.

Возникла пауза.

— И что во мне страшного?

— Вы убиваете людей.

— Я убиваю врагов нашей страны.

— Вы грабите страну.

— Ну, ты могла это прочитать в газетах и без ангела…

— Вы растворяете людей в кислоте.

— Писали и такое… что еще?

— Вы… вы едите людей.

— Этот бред тоже описан журналюгами…

— Вы поклоняетесь масляной дубине.

Президент замер. Лицо его как бы окаменело.

— Чему? — спросил он тихо.

— Масляной дубине.

Он нервно усмехнулся, пробормотав что-то. Снял руки с ее плеч, сунул в карманы, отошел к окнам. Постоял.

— А какое отношение весь этот бред имеет к гамбиту Вепря? — произнес он, глядя в окно на парк.

— Ангел сказал, что, если я хочу сохранить свою душу, я не должна больше быть вашей шахматной королевой.

Президент положил ладонь на пуленепробиваемое стекло, пожевал губами.

— Поэтому ты и слила обе партии?

— Да.

Он забарабанил по стеклу своими крепкими, короткими пальцами.

Снова возникла пауза.

— Пошли, — произнес он. — Я покажу тебе что-то.

Он подошел к ней, взял за предплечье, приподнимая со стула.

— Вы меня убьете? — пробормотала она, вставая.

— Коне-е-е-ечно! — прорычал он. — Убью, съем и костей не оставлю. Пошли, дурочка…

Он подвел ее к дверям столовой, которые сами открылись. За дверями стояли два охранника и на канапе восседал Стефан, закинув ногу на ногу и уткнувшись в смартфон. Завидя Президента, он тут же вскочил.

— Пошли, пошли… — президент взял Валерию под руку.