— Хорошо, — кивнул он, — только ты больше ерундой тут не занимайся. Я знаю Гамбита, она парень серьезен и крут, дашь хоть малейший шанс на попытку освободиться, он им обязательно воспользуется.
— Разберусь, — хмыкнула она, скривив губы в презрительной улыбке и надменно выгибая бровь.
Олег лишь покачал головой и, кивнув своим мордоворотам, направился в сторону выхода, оставляя меня и Ларису снова наедине.
— Ну что, красавчик, вот ты и попал, — наклонившись ко мне, прошептала дочь Голева, потирая руки. — Сейчас я поработаю над тобой так, что мать родная не узнает! Ты сам виноват. Нужно было просто трахнуть меня, и сейчас бы не пришлось страдать. Я умею быть благодарной, Гамбит…
— Да пошла ты на хрен с такой благодарностью! — рыкнул я, презрительно глядя на Ларису. — Все равно ты никогда не будешь лучше Алины.
— О-о-о-о!! — захохотала она так, будто сумасшедшая. — Это долбанная Алина меня так достала, что я готова голыми руками ей глотку порвать!
— За что же такая ненависть к ней? — поинтересовался я, поерзав на неудобном стуле, в надежде найти слабое место и высвободиться из оков.
— За что? Ты спрашиваешь, за что?! — зашипела она, точно разъяренная кошка. — Да за то, что этой суке с самого детства все на блюдечке с золотой каемочкой подносили! За то, что ее всегда хвалили! Всегда! Все самое лучшее кому? Правильно, Алине! А кому тумаки да шишки? Мне! Мне, сука! Она была любимицей у наставника, а я…
— А ты та самая ненормальная, что не умеет контролировать свои эмоции, — закончил за нее.
— Заткнись! — рявкнула она, с отмашкой ударив по лицу.
Моя голова дернулась в сторону, а на щеке остался отпечаток от ее ладони. Во рту почувствовал металлический привкус. Похоже, щеку повредил о зубы.
Сплюнул на пол, усмехнувшись.
— Что, Ларис, правда глаза колет, да?
— Да что ты знаешь о моей жизни?! — закричала она, доставая свой кинжал и поднося его к моему лицу. — Ни-че-го, Гамбит! Ты даже понятия не имеешь, что я пережила, чтобы хоть как-то угодить наставнику, но… Но он вечно был мною недоволен! Ненавижу! Кто лучшая у нас в рукопашке? Конечно же Алина. Кто лучший стрелок? Алина, мать ее! Кто блестяще выполняет задания? Снова эта тварь Алина! А я… Я всегда стороне! Всегда не у дел!
— А может причина не в ней, а в тебе? Может, это просто ты бездарность? — скривился я, из-за чего шрам на моем лице исказился, делая его отталкивающим, даже слегка пугающим.
— Нет! — закричала она, тряся головой, из-за чего белые волосы разметались по плечам. Взгляд безумный, как у маньяка-убийцы. — Я знаю, что лучшая! Не Алина, а я! Все парни в лагере бегали за мной, чтобы найти мое расположение к себе, чтобы…
— Чтобы просто, тупо, трахнуть тебя и забыть. Ты же обычная шлюха, Ларис, — хохотнул я, незаметно пытаясь освободиться от пут.
— Как и твоя ненаглядная Алина. Чтоб она сдохла, сука! — с ненавистью в голосе, выплюнула девушка, морщась, точно лимон проглотила.
А затем, словно о чем-то вдруг вспомнив, театрально всплеснула руками и выдала:
— Ой, совсем из головы вылетело!
И она метнулась куда-то в сторону, исчезая за моей спиной, так что разглядеть, что она там делала и что искала, я не мог — не позволял угол обзора.
Вернулась Лариса через пару минут. Через плечо перекинут ремешок небольшой спортивной сумки, а в руках… Мой пистолет и нож!
— Знаешь, Жень, — улыбаясь, начала она, — ты красивый мужик, хоть и с этим безобразным шрамом на лице, но чего у тебя не отнять — так это вкус к хорошему оружию. Твой пистолет, — задумчиво пробормотала она, вертя его в руке, — прекрасен и опасен. Интересно, скольких людей ты из него пристрелил? А этот нож!.. сколько сердец им вырезано?
Она подошла ко мне поближе и кинула на пол сумку, в которой что-то загремело.
— И что в ней? — не удержался от вопроса.
— Там? — она кивнула на свою поклажу. — Да так, игрушки разные. Хочешь, покажу?
— Не горю желанием.
— Зря-я, — протянула она, убирая мое оружие подальше и беря теперь свою сумку. — Тут такие чудесные вещички имеются…
Голева расстегнула замок и нарочито медленно вытащила оттуда какой-то сверток.
— Это мои малышки, — почти благоговейно выдохнула она, укладывая сверток на бетонном полу и разворачивая его.
В нем оказались скальпель, иглы, лезвия различной длинны, веревки: толстые и тонкие, гитарные струны, о которые легко порезаться, отвертки — на некоторых даже следы засохшей крови еще остались, крючки: большие и маленькие, и еще много чего такого, чему я не мог дать название.
— Ну что, Гамбит, с чего начнем? Может, иглы? Или… — она задумалась, глядя на мое тело. — Нет, сперва, я сниму с тебя эту футболку. Нельзя скрывать от посторонних глаз такую красоту. Ну и заодно покрепче привяжу тебя к стулу, чтобы не вырвался. А то мало ли, сколько в тебе дури!
И она тут же, взяв скальпель, подошла ко мне, натянула футболку у ворота и полоснула по нему, разрезая вещь пополам, а затем просто дорывая и откидывая ненужную тряпку в сторону.
— Ну вот, так-то лучше, — довольно хмыкнула она, возвращаясь обратно. — А теперь веревка!