— Что спустя сорок восемь часов после начала расследования ты арестовал одну старую женщину, которая могла прятать у себя в доме агентов союзников и до сих пор не сказала нам ничего.
— А что бы ты
Вебер театрально стукнул кулаком по столу.
— Что мы сломали хребет французскому Сопротивлению!
— Это может занять больше сорока восьми часов.
— Почему ты не пытаешь эту старую корову?
— Я ее пытаю.
— Не давая ей сходить в туалет! Какая же это пытка?!
— Я уверен, что в данном случае она самая эффективная.
— Ты считаешь, что все знаешь лучше. Ты всегда был самонадеян. Но теперь Германия стала другой, майор. Твое мнение теперь не имеет больше веса только потому, что ты профессорский сынок.
— Не будь смешным.
— Ты действительно думаешь, что стал бы самым молодым начальником кельнского отдела уголовной полиции, если бы твой отец не был важным лицом в университете?
— Мне пришлось сдавать те же экзамены, что и всем.
— Как странно, что другие люди, такие же способные, как и ты, так и не достигли подобных успехов.
Что за фантазии он себе рассказывает?
— Ради Бога, Вилли, неужели ты и вправду веришь, что вся кельнская полиция устроила заговор, чтобы я получил более высокие оценки, чем ты, из-за того, что мой отец был профессором музыки? Это же чепуха!
— Раньше такое случалось сплошь и рядом.
Дитер вздохнул. Вебер отчасти был прав. Протекция и непотизм раньше действительно существовали в Германии. Но Вилли не получил повышение не из-за этого. Правда заключалась в том, что он был просто глуп. Он мог чего-то добиться лишь в организации, где фанатизм важнее способностей.
Этот нелепый разговор уже надоел Дитеру.
— Не беспокойся насчет мадемуазель Лема, — сказал он. — Она скоро заговорит. — И он направился к двери. — А французскому Сопротивлению мы хребет еще сломаем. Только немного подожди.
Он вернулся в главный кабинет. Мадемуазель Лема уже издавала слабые стонущие звуки. Из-за Вебера Дитер все же отчасти потерял терпение, и теперь он решил ускорить процесс. Когда Стефания вернулась, он поставил на стол бокал, открыл бутылку и медленно налил из нее пива прямо перед лицом пленницы. Слезы боли выкатились из ее глаз и полились по полным щекам. Сделав большой глоток, Дитер поставил бокал на стол.
— Ваши мучения почти закончились, мадемуазель, — сказал он. — Избавление уже совсем близко. Через несколько мгновений вы ответите на мои вопросы, а потом найдете облегчение.
Она закрыла глаза.
— Где вы встречаетесь с британскими агентами? — Он сделал паузу. — Как вы узнаете друг друга? — Она ничего не сказала. — Каков пароль? Держите ответы наготове, — немного подождав, сказал он, — и четко их сформулируйте, чтобы, когда настанет время, вы могли быстро их назвать, без промедления и без объяснений. После этого вы получите быстрое избавление от мучений.
Он вынул из кармана ключи от наручников.
— Ганс, держи ее крепко за руку. — Нагнувшись, Дитер разомкнул наручники, которыми нога женщины была прикована к ножке стула. После этого он взял ее за руку. — Пойдем с нами, Стефания, — сказал он. — Мы направляемся в женский туалет.
Они вышли из комнаты. Стефания шла впереди, Дитер и Ганс держали заключенную, которая ковыляла с трудом, согнувшись в талии и закусив губу. Пройдя в конец коридора, они остановились перед дверью с надписью «
— Открой дверь, — сказал Дитер Стефании.
Она сделала то, что он велел. Это было чистое, выложенное белой плиткой помещение, с умывальником, висящим на вешалке полотенцем и рядом кабинок.
— Ну вот, — сказал Дитер. — Страдания сейчас прекратятся.
— Пожалуйста, — прошептала она. — Пустите меня.
— Где вы встречаетесь с британскими агентами?
Мадемуазель Лема заплакала.
— Где вы встречаетесь с этими людьми? — мягко сказал Дитер.
— В кафедральном соборе, — прорыдала она. — В крипте. Пожалуйста, пустите меня!
Дитер издал долгий вздох удовлетворения. Она сломалась.
— Когда вы с ними встречаетесь?
— В три часа пополудни. Я хожу туда каждый день.
— А как вы узнаете друг друга?
— Я надеваю разные туфли, черную и коричневую, а теперь пустите!
— Еще один вопрос. Каков пароль?
— Помолитесь за меня.
Она попыталась рвануться вперед, но Дитер, как и Ганс, держал ее крепко.
— Помолитесь за меня, — повторил Дитер. — Это вы говорите или агент?
— Агент… о, я вас умоляю!
— А ваш ответ?
— «Я молюсь за мир» — вот мой ответ.
— Спасибо, — сказал Дитер и отпустил ее.
Женщина рванулась внутрь.
Дитер кивнул Стефании, которая последовала за ней и закрыла дверь.
Дитер не скрывал своего удовлетворения.
— Ну вот, Ганс, мы все-таки кое-чего добились.
Ганс тоже был доволен.
— В крипте кафедрального собора, каждый день в три часа пополудни, черные и коричневые туфли, «Помолитесь за меня» и отзыв «Я молюсь за мир». Прекрасно!
— Когда они выйдут, отправь заключенную в камеру и передай гестапо. Они сделают так, чтобы она затерялась где-нибудь в лагере.
Ганс кивнул.
— Мне кажется, это чересчур сурово, господин майор. Я имею в виду, что она ведь пожилая дама.