Он кивнул.
— А как же она стала специалистом по взрывчатым веществам?
Перси как будто смутился.
— Она медвежатница, — все еще держа в руке зажженную спичку, сказал он. — Я познакомился с ней много лет назад, когда вел политическую работу на Ист-Энде. — Спичка догорела, и он зажег новую.
— Перси, я не имела представления о том, каким бурным было ваше прошлое. А где она сейчас?
Перси посмотрел на часы.
— Сейчас шесть часов. В это время она должна быть в частном баре в «Грязной утке».
— В пивной?
— Да.
— Тогда зажигайте эту чертову трубку и поедем туда сейчас. Откуда вы знаете, что она медвежатница? — спросила Флик, когда они ехали в машине.
Перси пожал плечами:
— Это все знают.
— Все? Даже полиция?
— Да. В Ист-Энде полицейские и преступники растут вместе, ходят в одни и те же школы, живут на одних и тех же улицах. Все они знают друг друга.
— Но если они знают преступников, то почему же не отправляют их в тюрьму? Видимо, они не могут ничего доказать.
— Дела обстоят вот как, — сказал Перси. — Когда им нужно признание, они арестуют кого-то, кто занимается такими делами. Если это взлом, то арестуют взломщика. Не важно, совершил ли он это конкретное преступление, так как они всегда могут состряпать дело: надавить на свидетелей, подделать показания, подбросить улики. Конечно, иногда они допускают ошибки и сажают ни в чем не повинных людей, а также часто используют систему для того, чтобы сводить счеты, но ведь в жизни нет ничего совершенного, не так ли?
— То есть вы хотите сказать, что вся тягомотина с судами и присяжными — это просто фарс?
— Чрезвычайно успешный, долгоиграющий фарс, предоставляющий высокооплачиваемую работу совершенно бесполезным людям, играющим роль детективов, адвокатов и судей.
— А ваша подруга-медвежатница сидела в тюрьме?
— Нет. Можно избежать уголовного преследования, выплачивая внушительные взятки, а также
Флик вспомнила историю, которую несколько часов назад рассказала Руби. Для некоторых людей жизнь в Лондоне ненамного хуже, чем при гестапо. Неужели реальность может так сильно отличаться от того, что она себе представляла?
— Не пойму, серьезно ли вы говорите, — сказала она Перси. — Не знаю, чему и верить.
— О, я говорю вполне серьезно, — с улыбкой сказал он. — Но я не ожидаю, что вы мне поверите.
Они были в районе Степни, недалеко от доков. Ущерб от бомбардировок здесь был самым сильным из всего, что до сих пор видела Флик. Разрушены были целые улицы. Свернув в узкий тупик, Перси припарковался возле паба.
«Грязная утка» была шутливым прозвищем — на самом деле паб назывался «Белый лебедь». Частный бар на самом деле был не частным, а назывался так для того, чтобы его можно было отличить от общего бара, где пол был посыпан опилками, а пиво стоило на пенс дешевле. Флик поймала себя на том, что думает, как объяснить Полу все эти неувязки. Это его позабавит.
Джеральдина Найт сидела на табурете в конце бара и выглядела так, словно была хозяйкой этого заведения. У нее были ярко-рыжие волосы и толстый слой искусно нанесенной косметики. Полная фигура казалась чересчур подтянутой, что мог сделать только корсет. На лежащей в пепельнице горящей сигарете красовался отпечаток яркой помады. Трудно представить себе человека, менее похожего на секретного агента, уныло подумала Флик.
— Честное слово, это же Перси Твейт! — сказала женщина. Слова она произносила как кокни, посещающий уроки красноречия. — Что ты делаешь в этих трущобах, чертов старый коммунист? — Она явно обрадовалась встрече.
— Привет, Джелли! Познакомься с моей подругой Флик, — сказал Перси.
— Рада с вами познакомиться, — сказала она, пожимая руку Флик.
— Джелли?[23] — уточнила Флик.
— Никто не знает, откуда взялось это прозвище.
— О, я поняла! — сказала Флик. — Имеется в виду гремучий студень.[24]
Джелли проигнорировала ее слова.
— У меня есть джин с итальянским вермутом, Перси.
Флик заговорила с ней по-французски:
— Вы живете в этой части Лондона?
— С десяти лет, — ответила она, говоря по-французски с североамериканским акцентом. — Я родилась в Квебеке.
Это не здорово, подумала Флик. Немцы могут не заметить ее акцент, а вот французы заметят наверняка. Правда, Джелли можно выдать за французскую гражданку, родившуюся в Канаде. Это вполне правдоподобная история, но довольно необычная и потому может привлечь внимание. Черт!
— Но вы считаете себя британкой?
— Англичанкой, а не британкой! — с наигранным возмущением сказала Джелли и снова перешла на английский язык. — Я принадлежу к англиканской церкви, голосую за консерваторов и не люблю иностранцев, безбожников и республиканцев. Конечно, о присутствующих я не говорю, — добавила она, посмотрев на Перси.