Их звали Кристиан и Жан-Мари, обоим на вид было лет двадцать с небольшим. Кристиан — красавчик с вьющимися черными волосами и карими глазами, у Жана-Мари было хитрое, какое-то лисье лицо со светлыми усами. Разговорчивый Кристиан занимал на своей скамейке среднее место, Руби сидела рядом с ним. Флик сидела на противоположной скамейке рядом с Мод, которая спала на плече Дианы.
По их словам, жандармы ехали в Париж, чтобы привезти оттуда преступника. К войне это не имело никакого отношения — преступник был местным жителем, убившим жену и пасынка и сбежавшим в Париж; там его задержали
В следующий час она узнала о Кристиане все, что можно было узнать. Очевидно, от нее ожидали ответной откровенности, и Флик пришлось усовершенствовать свою легенду, выйдя далеко за рамки основных сведений, которые она заранее заготовила. Для этого потребовалось напрячь воображение, но Флик сказала себе, что это хорошая репетиция перед более жестким допросом.
Поезд проехал Версаль и стал медленно пробираться мимо поврежденного бомбежкой железнодорожного депо в Сен-Кентэн. В этот момент проснулась Мод. Она помнила, что нужно говорить по-французски, но забыла, что якобы не знает Флик.
— Привет, не знаешь, где мы? — обращаясь к ней, сказала она.
Жандармы удивились. Флик сказала им, что они с Руби не имеют отношения к спящим девушкам, и тем не менее Мод обращалась к ней как к подруге.
Сохраняя спокойствие, Флик с улыбкой сказала:
— Мы с вами не знакомы. Наверное, вы приняли меня за свою подругу, которая сидит рядом. Вы еще не до конца проснулись.
Мод нахмурилась, словно говоря «Что за шутки!», но тут она увидела взгляд Кристиана, и до нее наконец дошло, что случилось. На ее лице отразилось удивление, затем она в ужасе прикрыла рукой рот, после чего довольно неубедительно сказала:
— Ну конечно, вы совершенно правы! Прошу прощения.
Однако Кристиан не страдал подозрительностью и, улыбнувшись Мод, сказал:
— Вы проспали два часа. Мы на окраине Парижа, но, как видите, поезд стоит на месте.
Мод одарила его своей самой очаровательной улыбкой.
— Как вы считаете, когда мы приедем?
— Вы слишком многого от меня хотите, мадемуазель. Я всего лишь человек. Один Бог может предсказать будущее.
Мод засмеялась, словно он сказал нечто чрезвычайно мудрое, и Флик немного успокоилась.
Но тут проснулась Диана, которая громко произнесла по-английски:
— Боже мой, голова страшно болит, сколько сейчас времени, черт возьми?
Секунду спустя она заметила жандармов и сразу поняла, что она наделала, — но было уже поздно.
— Она говорит по-английски! — сказал Кристиан.
Руби потянулась к оружию.
— Вы англичанка! — сказал он Диане, затем посмотрел на Мод. — И вы тоже! — Окинув взглядом купе, он понял, что происходит. — Вы все англичанки!
Флик поймала Руби за руку, когда она уже наполовину вытащила пистолет из кармана плаща.
Заметив этот жест, Кристиан посмотрел на Руби, увидел, что у нее в руке, и добавил:
— И вооружены! — Его изумление могло бы показаться комическим, если бы их жизни не угрожала опасность.
— Боже, вот ведь незадача! — сказала Диана.
Поезд дернулся и медленно двинулся вперед.
— Вы все агенты союзников! — понизив голос, сказал Кристиан.
Флик с волнением ждала, что он сделает. Если он достанет оружие, Руби выстрелит, и тогда им всем придется спрыгивать с поезда. Если повезет, они успеют скрыться в близлежащих трущобах прежде, чем гестапо объявит тревогу. Поезд набирал скорость. Может, нужно прыгать сейчас, размышляла Флик, пока он не едет слишком быстро.
Секунды казались ей часами. Наконец Кристиан улыбнулся.
— Желаю удачи! — сказал он, понизив голос до шепота. — Мы вас не выдадим!
Слава Богу, они из числа сочувствующих.
— Спасибо! — с облегчением сказала она.
— Когда начнется вторжение? — спросил Кристиан.
С его стороны было чистейшей наивностью считать, будто тот, кто действительно посвящен в эту тайну, может так легко ее выдать, но Флик, чтобы его не разочаровывать, сказала:
— Со дня на день. Возможно, во вторник.
— Правда? Это замечательно. Да здравствует Франция!
— Я так рада, что вы на нашей стороне! — сказала Флик.
— Я всегда был против немцев. — Кристиан немного набивал себе цену. — По своей работе я смог оказать Сопротивлению несколько ценных услуг — конечно, тайно. — Он похлопал себя по носу.
Флик нисколько ему не поверила. Несомненно, он против немцев — как и большинство французов после четырех лет комендантского часа, плохого питания и старой одежды. Но если бы он действительно работал с Сопротивлением, он не стал бы никому об этом говорить — напротив, он боялся бы того, что люди об этом узнают.
Впрочем, это не имело значения. Важно было то, что он понимал, куда ветер дует, и не собирался выдавать гестапо агентов союзников за несколько дней до вторжения. Слишком велика была возможность, что его за это накажут.