Гайдамаки

— Или, может, уже брезгаешь? — он хитро прищурил глаза. — Так знай, что в корчме и в бане все равные паны.

Зализняк взял из дедовой руки чарку, выпил и закусил луковицей. Гайдамаки немного притихли, поглядывая на атамана, особенно те, кто его ещё мало знал. Это были в большинстве своем казаки надворной стражи, которые присоединились к гайдамакам.

Дед Мусий налил ещё одну чарку, потеснил кого-то на скамье.

— Садись, Максим, а то тебя теперь только издали видишь. А я бы поговорить хотел. Слухи идут, будто ты от коша грамоту имеешь. Правда ли?

Зная, какие разговоры ходят между казаками, Зализняк уже давно обдумал, что скажет, когда его спросят об этом.

Он посмотрел на деда Мусия и громко, так, чтобы слышали все, ответил:

— Правда, запорожцы тоже с нами.

— А от царицы? — спросил кто-то из угла.

— Имеем и от царицы грамоту. В ней всё сказано. Царица повелела бить униатов и шляхтичей, — подходя к Зализняку, крикнул Бурка.

— Где же она? — послышалось из того же угла.

— Лежит та грамота в укрытии, не дозволено её читать сейчас, — важно ответил есаул. — Настанет время — всем огласим.

Зализняк тем временем подошел к шинкарю.

— У тебя место есть, где бы можно было отдельно посидеть?

— Есть, прошу в камору, — закивал лысой головой шинкарь и приотворил дверь за стойкой.

В небольшую комнату, заставленную бочками, Зализняк позвал Бурку и еще двух сотников, что были в корчме.

— Что изволите пить? — почтительно склонил голову шинкарь.

— Ничего. Хотя нет, пиво будете пить, хлопцы? Три кружки пива. И оставь нас одних.

На столе мигом появилось три кружки пива и связка тарани на чистой тарелке.

— Вот что, панове атаманы. Надо думу думать, что делать дальше.

— Что нам думать, — воскликнул молодой сотник, — теперь пускай паны Думковские и Калиновские думают, им нужно пристанище искать, а не нам. Гулять будем.

— Будешь гулять, пока шляхта из Черкасс придет да даст тебе под зад? — промолвил сотник Микита Швачка. Это был низенький, лет сорока человек с равнодушным на первый взгляд выражением лица. Только маленькие темно-серые глаза, которые быстро перескакивали с одного предмета на другой, выдавали его неспокойный характер.

Максим уже знал, что Швачка был нрава резкого, придирчивого и не упускал случая уколоть, а то и посмеяться над кем-нибудь.

— Верно, сидеть нельзя. Надо идти на Черкассы. Там самое большое логово. А позади себя следует место надежное подготовить, куда можно лишнее оружие спрятать и казну. Такое место, где в случае неудачи и самим отсидеться можно.

— У нас же есть место, яр Холодный, — отхлебнул пива Бурка.

— Видишь, оно было хорошим, пока мы прятались там, и вся сила наша там была. Ты думаешь, куда шляхта отправилась? В лес, наверное. Наш же лес против нас самих и обернется. Я думаю, самым лучшим местом был бы Николаевский монастырь. Он на острове, сам как крепость.

Сотники задумались.

— Верно, место удобное, — отозвался немного погодя и Швачка.

Бурка тоже не возражал.

— Тогда, Микита, сейчас езжай и договорись с игуменом, — обратился к Швачке Зализняк. — А мы ещё одно дело сделаем. Нужно посланцев в Сечь снарядить, а заодно и в ближние волости. Пускай всем рассказывают, что совершилось здесь, пускай поднимают крепостных. Шляхта сильна. Войско у неё, пушки. Но это не страшно. Одолеть её можно. Коршун тоже силен, а ласточки его гонят. В единении наша сила.

— Воззвание бы написать, — молвил Бурка, отодвигая кружку.

— Напишем, зови писаря.

— Он пьяный лежит.

— Я буду писать, — сказал молодой сотник, — были бы перо да бумага.

Позвали шинкаря, велели достать бумагу, чернила и перо.

Шинкарь поспешно принес. Сотник взял перо, старательно макнул его в чернильницу и подложил бумагу. Он наморщил лоб, водя другим концом пера у себя по подбородку.

Максим напряженно думал. Он закусил по привычке нижнюю губу, стучал по столу пальцами.

— Пиши: «Коронные обыватели, слушайте нас…» Нет, не так, замарай. — Зализняк отпил из Буркиной кружки и зашагал по комнате.

«Что же писать? Может, позвать кого-нибудь из грамотных людей?» — подумал он. Вдруг вспомнились слова, которые он говорил около монастыря.

— Пиши: «Порабощенные браты наши, жители панских и церковных поместий. Наступила пора выбиться из неволи, освободиться от ярма и бремени, которые вы терпели от своих панов…»

Перо быстро забегало по бумаге. Сотник только на миг остановился, чтобы снять с него соринку, и продолжал дальше. А Максим говорил:

— «…И станете вы вольными, без панов и управляющих, счастливыми людьми…»

Сотник едва успевал записывать. Он сам удивлялся, откуда берутся у их атамана такие слова, ласковые, как весеннее солнце, острые, как сабли, колючие, словно татарские стрелы.

— Всё, — наконец остановился Зализняк. — Прочитай.

Сотник медленно прочитал написанное и снова макнул перо:

— Подпиши, атаман.

Максим подошел к столу и стал за спиной сотника.

— Подпиши сам.

— Как подписывать?

Максим взял кружку и пожал плечами.

— Разве не всё равно, подпиши, как знаешь.