Гадюшник

— Ага. Между прочим, миссис Жарден, вот этот мужчина называет себя мистером Бартропом, Джеймсом Бартропом. Говорит, что занимается недвижимостью, и предлагает мне посмотреть какой-то дом. У меня к вам просьба: если я почему-либо не вернусь, запомните, пожалуйста, его имя и внешность. — Все это Сара проговорила небрежно, с улыбкой.

— Новый дом, — мечтательно произнесла миссис Жарден. — Слава Богу, хоть кому-то живется хорошо. — Она кивнула Бартропу и пошла своей дорогой.

Сара устроилась сзади. Бартроп сел рядом. От водителя их отделяла стеклянная перегородка.

— Поезжай вперед, Монро. — Бартроп поднял стекло и повернулся к Саре. — Я совершенно не собирался похищать вас.

— Это я на тот случай, если вы вдруг передумаете.

Бартроп улыбнулся. Его люди используют дом миссис Жарден как наблюдательный пункт, за что хозяйка вместе с мужем, отставным армейским офицером, получают вполне приличную мзду. Так что понятно, на чьей они стороне. Тем не менее сообразительности этой Йенсен следует отдать должное. Она явно ему не доверяет; впрочем, судить ее за это трудно.

— Пожалуй, нам пора потолковать, а?

— Давно пора. — Сара искоса посмотрела на Бартропа. — Может, начнем с представления: на кого вы работаете и вообще какова ваша роль в этом деле?

Сара отвернулась и посмотрела в окно: по Кингз-роуд брели пешеходы, блистали великолепием витрины многочисленных галантерейных магазинов. Все это отвлекало, а надо сосредоточиться, надо понять этого человека; наверное, и он тоже сейчас старается понять ее. Человек, чувствуется, сильный и решительный. С ним будет нелегко.

— До этого мы еще дойдем. А начать как раз хотелось бы с другого.

Сара повернулась и посмотрела ему прямо в глаза. Что ж, послушаем, что он скажет. На некоторое время воцарилось напряженное молчание.

— Прежде всего, почему вы, внезапно исчезнув, столь же неожиданно вернулись? Ведь, как выясняется, время вы выбрали не самое лучшее. Джанкарло Катанья и Карл Хайнц Кесслер убиты.

— Что-о? — Вот это новость. Насчет Катаньи ей было известно, но Кесслер… Ее вновь охватили сомнения. Выходит, она все же подтолкнула Кристин. Сара и не старалась скрыть изумления, напротив, всячески демонстрировала его.

Бартроп внимательно посмотрел на нее. Либо это превосходная актриса, либо действительно ничего не знает, ничего подобного не ожидала. Молчит.

— Так почему же вы оставили свое укрытие, Сара? Сделку какую-нибудь заключили? С кем? С мафией?

Какое-то время Сара смотрела прямо перед собой, а потом резко повернулась к Бартропу.

— Да как вы смеете?.. — хрипло заговорила она, едва сдерживая гнев. — Сидит, видишь ли, тут, ни дать ни взять настоящий праведник и еще обвиняет. Из-за того, что вы меня бросили на это дело, погибли двое невинных людей. Или не вы? Может, за вами тоже есть какой-нибудь кукловод?

— Нет. — Бартроп поджал губы. — Никакого кукловода, как вы изволили выразиться, за мной нет.

— Ну стало быть, вы и несете за все ответственность. — Сара помолчала, стараясь взять себя в руки. — Двое погибших. А сколько судеб искалечено. И ради чего? За кем вы в конце концов охотитесь? Я предоставила в ваше или этой вашей марионетки Баррингтона распоряжение столько улик — и что же? Никто не арестован, никто даже не ушел в отставку. Во всем этом нет никакого смысла, не говоря уж о справедливости. — Тут Сару вдруг осенило. — Разве что это вы убрали Катанью с Кесслером.

Бартроп рассмеялся:

— Ну, это скорее по вашей части. Я имею в виду — месть.

Ответ застрял у Сары в горле. Она некоторое время молча смотрела на него.

— Это ведь вы убили водителя грузовика, разве нет? Ну, того самого, что врезался в машину ваших родителей.

Сара выдержала его взгляд. Глаза у нее сделались совершенно непроницаемыми, словно она полностью отгородилась от окружающего мира. Бартроп снова заговорил:

— Хладнокровная месть, без тени сострадания.

На сей раз, совершенно неожиданно для Бартропа, она прямо-таки взорвалась, слова буквально с кровью вылетали у нее из гортани:

— Сострадание. Не говорите мне о сострадании. Вам не понять… — Она вовремя остановилась. Ей так хотелось все объяснить, так хотелось, чтобы слова цеплялись, выстроились в порядок — неужели не видно? «Ведь в этом же все дело. Месть и сострадание — две единственные вещи, благодаря которым я еще кое-как держусь на ногах. Да, когда-то я отомстила. За своих родителей. Потом за Масами и Данте. Признаю, что и за себя тоже. А иначе куда же мне деться, как жить в этом мире? Вы хоть знаете, на что это похоже? Можете вообразить, каково это — видеть трупы? И представить себе, как живые сделались мертвыми? Стоит мне только об этом подумать… Сара подавила рыдание и продолжала свой беззвучный монолог: — Месть — вот мое единственное орудие. Это крайняя мера, это очень несовершенная мера, мне она вовсе не нравится, видит Бог, не нравится, но это хоть какое-то решение, хоть какая-то форма восстановления справедливости. Неужели ты не понимаешь?» Она в упор посмотрела на Бартропа. Тот сохранял полное бесстрастие.