Гадание на иероглифах

Все эти сведения подтвердили потом разведчики. Кроме того, они сообщили, что в Севилье свободно разгуливают итальянские и немецкие летчики. А вскоре три итальянских самолета разбились на территории Алжира и Французского Марокко. Прогрессивная печать всего мира возмущенно разоблачала Муссолини как злостного нарушителя международного договора о невмешательстве в испанские дела.

Народ Франции потребовал от своего правительства, во главе которого стоял социалист Блюм, немедленного оказания военной помощи испанским патриотам. Правительства Франции и Англии хранили странное молчание. А через некоторое время разведчики донесли, что в Сеуте бросили якоря германские военные корабли.

Берзин знал, что буквально на второй день гражданской войны республиканское правительство Испании обратилось к Блюму с просьбой отгрузить оружие в их страну. Дело в том, что еще в прошлом году между Испанией и Фрацией был заключен договор о поставке Испании вооружения и боеприпасов на двадцать миллионов фунтов стерлингов. Деньги для оплаты вооружения были переведены в Париж. Блюм торжественно обещал немедленную помощь. Но вскоре он уехал в Лондон с официальным визитом, а по возвращении оттуда до сих пор хранит таинственное молчание.

Берзина не удивляла политика Чемберлена, этого врага коммунизма, но Блюм! Неужели он пошел на поводу Лондона…

Испании могла бы помочь Америка, но ее государственные деятели в печати лицемерно сожалеют об испанской ситуации и тут же выступают за политику невмешательства.

Ни одна страна не хочет продавать оружие республиканской Испании, к СССР испанское правительство, вероятно, не решается обращаться за помощью, правители боятся, как бы их не обвинили в симпатиях к коммунистам. «Испанскую республику предают холодно и безжалостно», — с возмущением думал Берзин.

В довершение всего формирование регулярной армии республиканцев подвигалось очень медленно. Слишком сильно было влияние анархистов, которые не признают ни дисциплины, ни единоначалия. Солдаты предпочитают сами выбирать себе командиров, а командиры — советников.

Однажды Мамсуров, зайдя в кабинет Берзина, с комичной серьезностью доложил:

— Поздравьте меня, я теперь советник анархистской бригады известного Дурутти.

— А как же партизанские отряды? — спросил Берзин.

— По совместительству. Не мог же я отказаться от должности советника при Дурутти!

— Хватишь ты с ними горя, — тяжело вздохнул Ян Карлович.

И действительно хватил. В самый ответственный момент сражения в одной очень важной операции солдаты Дурутти потребовали отдыха. А когда он под влиянием Мамсурова попробовал сопротивляться, солдаты убили его.

Дурутти был одним из главных анархистских лидеров Испании. Он люто ненавидел фашистов и был предан республике, но анархизм погубил его. «Коммунизмо либертарио» — «Свободный коммунизм» — вот лозунг анархистов, а что это такое, они не представляли себе. Анархисты врывались в деревни, насильно сгоняли крестьян в коммуны, обобществляли землю, скот. Этим они отталкивали крестьян от Народного фронта.

Но зато партизанские отряды распространились. Берзин с самого начала сумел оценить обстановку, угадал наиболее приемлемую на первых порах форму организованной борьбы с фашистами. Теперь было много регулярных частей, интернациональных бригад, которыми командуют такие опытные командиры, как Энрике Листер, генерал Лукач (Матэ Залка), генерал Вальтер (Кароль Сверчевский) и многие другие, а отряды продолжают свое существование внутри армии. Они успешно действуют по тылам противника на всех фронтах, до самой Португалии. Взрывают мосты, эшелоны с войсками, уничтожают боевую технику, делают налеты на аэродромы.

Над городами Испании появились немецкие и итальянские самолеты. Они сыпали свой смертоносный груз, оставляя после себя развалины. Сильно пострадала Малага. Разрушены и разграблены фашистами ее прекрасные древние храмы: церковь Сан-Хозе, Кафедральный собор, церковь Сан-Хуана, дворец маркиза де Лариос и другие старинные дворцы, хранившие в себе бесценные произведения искусства.

— Целые улицы Севильи превращены в руины, — жаловался Диас.

Он с восторгом и болью рассказывал Берзину о своем родном городе, где прошло его детство и юность. О кафедральном соборе, о прилепившейся к нему древней башне Хиральде, оставшейся от арабской мечети, о доме Пилата, о площади Испании, о том, как они, босоногие ребятишки рабочих кварталов, любили играть под стенами Золотой башни на берегу Гвадалквивира.

Берзин знал, что Севилью называют самым изумительным и самым оригинальным из городов Европы, где причудливо переплетались между собой Восток и Запад.